Дело Варнавинского маньяка
Шрифт:
— Даже с избытком…
— Не прикажете ли чаю, Алексей Николаевич? Лузгин! В трактир за чаем, живо!
В ожидании чая собеседники присели. Бекорюков внимательно изучил лыковский иконостас и сказал:
— Не понимаю. Солдатский Георгий еще туда-сюда; видимо, вы начинали вольнопером. Но Анна с мечами откуда? У статского.
— Это за секретную экспедицию Военного министерства в Дагестан в прошлом году. Я был временно прикомандирован — гонялся за абреками.
— Секретная экспедиция… абреки… Слова-то какие! Видать, интересная
— Но и у вас случаются происшествия. Собственно, об них и мой разговор.
— Постойте. Вы не тот ли Лыков, что вступил в опекунство над Нефедьевской дачей?
— Тот самый.
— Ага. Значит, вы пришли поговорить насчет покушения на вашего управляющего. Так?
— Да, но не только об этом. Ян Францевич вел по собственной инициативе расследование убийств в городе троих детей. Которые подведомственная вам полиция никак не может раскрыть.
— Самодеятельные расследования уголовных преступлений незаконны, — тут же перебил Лыкова исправник.
— Я знаю. И тем не менее собираюсь продолжить начатое господином Титусом дело, но в сотрудничестве с вами и с надеждой на ваше содействие.
Бекорюков фыркнул:
— С чего же вы решили, господин столичный турист, что я стану вам помогать? Вы вторгаетесь без спросу в мою компетенцию — и я же буду вам содействовать?
— Но если у вас самих не получается… По-моему, это выгодно для вас, Галактион Романович. Сотрудничество станет негласным, лавры все будут ваши, мне они не нужны. А начальство в Костроме получит улучшение статистики. А то ведь три нераскрытых убийства и покушение — это, согласитесь, много для тихого Варнавина. Могут и не понять, ежели по-прежнему ничего не делать…
— Да вы наглец, сударь, — вскочил с кресла штабс-ротмистр.
Тут в дверь просунулась голова дежурного, и тот доложил бодрым басом:
— Чай, ваше благородие! Прикажет внести?
— Пошел вон! — рявкнул исправник. На лице дежурного мелькнуло изумление, и он мгновенно исчез обратно в приемной.
— Вы наглец, — повторил Бекорюков. — И вот что я вам скажу. Я просто вышвырну вас из уезда. Под конвоем. А губернатору доложу о вашем самоуправстве и попытке вмешаться в дела управления. Как, годится? Пусть ваше начальство в Петербурге разъяснит вам границы дозволенного на службе.
— Ну, тогда и я вам скажу. Сейчас я выйду отсюда и отправлюсь прямо на телеграф. Сообщу экспрессом директору Департамента полиции Дурново о творящихся здесь непорядках и бездействии. Тот войдет с докладом к министру внутренних дел графу Толстому. В итоге костромской губернатор даст вам команду: оказать полное содействие коллежскому асессору Лыкову в расследовании серии преступлений, производимом по личному указанию министра. С пояснением: в связи с тем, что местная полиция не в состоянии сама справиться со своими обязанностями. Поскольку целиком занята предпринимательством, запрещенным на коронной службе.
Штабс-ротмистр
— Ведь это шантаж…
— Пустяки, милейший. Мы с вами в полиции служим, а не в палате мер и весов; привыкайте. Это я еще мягко формулирую. Вот когда я совсем на вас осерчаю, то сюда явится Летучий отряд Департамента полиции, в коем, кстати, я состою помощником начальника. И поставит тут все на уши. Вас же отстранят от должности и передадут дело в особое присутствие Сената. А там у них разговор короткий: была бы голова, а вши будут. Когда очутитесь в отставке без прошения, много легче станет заниматься лесными подрядами — частному лицу это не возбраняется…
— Вы настолько всесильны в департаменте? — спросил раздосадованный исправник. — С чином восьмого класса… Или ваше камер-юнкерство так вас вдохновляет?
— Я в департаменте рядовое лицо, вы правы. Но мой наставник, вице-директор и камергер Благово, очень влиятельная фигура. И, между прочим, близкий приятель генерала Черевнина, начальника личной охраны государя. Далее объяснять надо?
Исправник грустнел на глазах.
— Ну, так на чем порешим? Я уезжаю отсюда под конвоем, а через три дня триумфально возвращаюсь во главе Летучего отряда? Или мы договоримся здесь, сейчас, по-домашнему и без огласки?
— Чего же вы желаете? В деталях…
— Ознакомиться со следственными делами по всем трем случаям.
— Это не ко мне. Дела находятся у судебного следователя Серженко, мне не подчиненного.
— Но первичное расследование вели ваши люди. Остались бумаги: протоколы осмотра местности, протоколы допросов и опросов свидетелей, агентурные материалы. У вас имеются версии происшедшего, отброшенные и находящиеся в разработке. Я хочу изучить их и побеседовать с непосредственными исполнителями розыска.
— Это возможно. Дела вели городской пристав Поливанов и сыскной надзиратель Щукин. Я прикажу им ответить на все ваши вопросы.
— Вот и хорошо. Обещаю не беспокоить ни вас, ни ваших людей по пустякам. Когда я могу с ними побеседовать?
— В пять пополудни приходите сюда, и оба вышеназванных лица окажутся в вашем распоряжении.
— Благодарю.
— А чайку, Алексей Николаевич? По случаю примирения. А? Лузгин!
В дверь осторожно просунулась голова дежурного, но Лыков отказался:
— Спасибо, Галактион Романович, но в следующий раз. Пойду познакомлюсь с господином Серженко.
— Желаю успеха. Он не здешний, поэтому… но впрочем, сами сейчас увидите.
Судебный следователь Серженко нанимал приличный дом с мезонином на Соборной площади. Секретарь глянул на Лыкова и, прося обождать, отправился к шефу с докладом. Из-за полуприкрытой двери Алексей расслышал:
— Из Петербурга… а орденов — что на рождественской елке игрушек…
— Зови.
Лыков вошел в кабинет, назвал себя. Хозяин, в мундирном сюртуке с университетским значком, ответил: