Дело влюблённого инкуба
Шрифт:
– То есть, вы не сомневаетесь, что её дело передадут в суд высшей инстанции, – уныло сгорбился Картер.
– Она находилась на месте преступления в момент его совершения и имела возможность совершить это убийство – для предварительного слушания этих фактов достаточно. Наша цель сейчас – добавить в дело как можно больше тех материалов, что помогут защите на суде присяжных.
– И уменьшить число тех, что ей помешают, разве не так? Почему вы не запретили присоединять платок, ведь могли же?!
– Бессмысленно запрещать: они всё равно докажут, что отпечатки на ноже стёрты таким же
.
Драконы, серафимы и все прочие заняли свои места. Собравшиеся в зале с новыми силами приготовились вникать во все хитросплетения адвокатской защиты, хоть большинство уже полностью согласилось с непробиваемостью доводов обвинения. Однако как раз поэтому всем было любопытно послушать, что же скажет пришлый адвокат.
– Уважаемый суд, обвинение чётко доказало, что моя подзащитная находилась в спальне инкуба как раз перед моментом его гибели. Я хотела бы акцентироваться на вопросе, когда она из неё ушла, – начала своё выступление Вэл. – Не вызывает сомнения, что смерть возлюбленного оказалась тяжёлым ударом для психики моей клиентки, однако существуют методы, позволяющие получить надёжные сведения даже от тех людей, что плохо осознают себя. Поэтому я приглашаю на свидетельскую скамью в качестве эксперта признанного авторитета в области патологических расстройств личности – доктора Эрла Хэлла. – Психотерапевт, сидевший в первом ряду зрителей, поднялся на помост и принёс присягу говорить правду, только правду и ничего кроме правды. – Доктор Хэлл, когда я обратилась к вам за помощью, вам было известно, что Брин Стоун обвиняется в убийстве инкуба, что орудием убийства стал артефакт, а после в тело жертвы воткнули нож?
– Да, мне были известны эти обстоятельства преступления.
– О чём я попросила вас?
– Вы хотели, чтобы специалист моего профиля убедился в сильнейшем психическом расстройстве Брин Стоун, а в случае установления такового проверил бы её реакции на схожий амулет, нож и ещё кое-какие предметы и, если возможно, сделал бы некие выводы.
– Выводы, связанные с её причастностью к убийству? – уточнила Вэл. Доктор Хэлл подтвердил. – Вы провели эксперименты с подготовленным мною набором предметов?
– Да. Подтверждаю под присягой, что моё заключение о состоянии Брин Стоун полностью совпадает с мнением врачей, осматривавших её до меня. В настоящий момент обвиняемая по делу находится в невменяемом состоянии и неспособна осознавать свои поступки или нести ответственность за свои слова. Однако именно по этой причине она не способна скрывать возникающие у неё инстинктивные реакции на различные предметы и образы, что и стало основанием для моих изысканий.
– Расскажите о них максимально подробно и понятно для слушателей-непрофессионалов.
– Человек, испытавший тяжелейший эмоциональный шок, часто замирает в том времени, когда произошло травмировавшее его психику событие. Он не обращает внимания на происходящие вокруг него события. Он как бы задерживается в прошлом, раз за разом прокручивая в памяти малейшие детали фатального для него происшествия, и бурно реагирует лишь на те образы,
– Кто предоставил вам эти предметы, если они находились под охраной полиции? – прервал рассказ окружной прокурор.
– Простите, я неверно выразился: мисс Мэнс принесла мне предметы, аналогичные тем, что имелись на месте убийства, – очень на них похожие. Впрочем, сейчас я всё объясню. Во-первых, яркую негативную реакцию у Брин Стоун вызывало всё, хоть отдалённо связанное со спальней: фотографии разобранной пустой кровати, закрытых гардин на окне, даже одеяла с узором, как то, что было в комнате Харриса. Она начинала рыдать, отворачиваться и закрывать лицо руками. Такой же эффект производил запах олеандра – он тоже ассоциировался у неё с местом убийства, как и фотография этого цветка. Брин вздрагивала и заливалась слезами при виде фото разбросанных вещей и людей, занимающихся любовью. В последнем случае с ней случилась истерика, преодолевшая действие седативных препаратов, но сильнее всего она отреагировала на предъявленную ей модель артефакта, сделанную по отпечатку с тела погибшего.
– Складывается впечатление, что вы даёте показания в пользу обвинения, – с сарказмом высказался прокурор.
– Я честно рассказываю о том, что смог выяснить в процессе общения с обвиняемой. Раз адвокат сочла мои показания служащими делу защиты, то так оно и есть, наверное, я не в курсе стратегии мисс Мэнс.
– Поведайте, на какие предметы Брин Стоун не отреагировала, – попросила Вэл, сочтя выпад прокурора не стоящим протестов.
– На нож, – ответил психотерапевт.
– Что?! Он так сильно отличался от того, что внесён в вещественные доказательства? – вновь встрял прокурор, нарушая протокол опроса свидетелей.
– Напротив, он был совершенной его копией, я купила нож в том же магазине, что Брин, – опровергла Вэл. – Доктор Хэлл, покажите суду нож из собранного мною набора предметов.
Извлечённый из пакета нож протянули прокурору и судьям. Обвиняемая безучастно смотрела, как вблизи неё играют блики света на лезвии ножа, и лицо её оставалось абсолютно безмятежным. Оба судьи перевели взоры с ножа на обвиняемую и велели психотерапевту продолжить рассказ.
– Так же Брин Стоун никак не отреагировала на платок, – известил Эрл Хэлл, вытаскивая из пакета клочок кружева с монограммой. – Она и его не связывает с местом преступления.
Окружной прокурор рванулся было задать вопросы, но остановился под злым взглядом адвоката, не намеренной в третий раз спускать с рук нарушение регламента. Перекрёстный допрос начинали после окончания дачи свидетельских показаний.
– В-третьих, она флегматично отнеслась к фотографии сломанной статуэтки, хоть перед тем разрыдалась над фото часов, подаренных ею инкубу на день рождения. Однако фотография целой статуэтки сильно вывела Брин из себя.