Демидовы
Шрифт:
Лицо Петра исказилось гневом, он внезапно шагнул в сторону, вырвал у ближнего солдата фузею. Толпа в ужасе откачнулась, завизжали бабы. Акинфий с силой рванул отца назад, за спины.
— За каждую такую фузею… — Петр шел на толпу, ружье в его длиннющих руках будто уменьшилось вдвое, — платим мы иноземцам…
— Восемнадцать целковых штука! — докончил за него де Геннин.
— Ого! — весело удивились в толпе. — Подходяще! Мы согласны!
— Такой цена — грабеж! — выкрикнул
— Да и нет в казне таких денег… — устало проговорил Меншиков. — Какого пса мы б тут глотки драли… А оборонять Российскую землю от шведа надобно…
— Профукали, стал быть, денежки… — зашелестели по толпе воровские голоса. — Проплясали на машкерадах своих чертенячьих. А таперя: Расея да Расея…
От этих слов лицо Петра побагровело, на лбу впросинь набухли вены. Преображенцы хмуро переминались, готовые по первому знаку проучить смутьянов.
— Пожалуй, я возьмусь, государь… — шагнул вновь из толпы Никита.
— Шашнадцать целковых проси… — заволновались, зашептали в толпе. — Постой за всех, Никита.
— Цена твоя? — резко спросил Петр.
— Возьму я… — Никита еще подвинулся к царю. — По рублю и восемь гривен за фузею.
Вокруг охнули.
— А что ж не даром? — прищурился Петр.
— Как это — даром? — испугался Никита. — Я и так в накладе…
— Хорош… — Петр неопределенно хмыкнул, вынул из-за пояса пистолет. — Починить сможешь?
Никита повертел оружие в руках:
— Смогу, государь.
— Ты вглядись получше, дядя, — вмешался Меншиков. — Это ж великий мастер Кухенрейтер делал.
— Ну, так что ж, — пожал плечами Никита. — Кухенрейтер мастер славный, но и мы тоже… не пальцем деланы.
— А как я с хвастунами поступаю, слыхал? — грозно спросил Петр. — За фузеи, коли плевую цену берешь, небось, что просить хочешь? Проси!
— Заводишко на реке Нейве, что на Урал-горах, отдан мне, государь, в наем… — у Никиты, пока говорил, с лица потекло, как в парной.
— Звать как? — спросил Петр.
— Антуфьев Никита. Сын Демидов.
— Хорош. — Петр зло притопнул ботфортом. — Жаден ты, Демидов.
— И предерзок! — добавил Меншиков. — Казенный завод ему подавай! А фузеи пущай делает, а, мин херц?
— Фузеи делать! — приказал Петр. — Вскорости приеду, погляжу.
— Выходит, Никита, ты и есть этот… с бугра, — съязвил Меншиков и обидно засмеялся.
Никита горестно опустил голову. Сорвалось! И вдобавок в такую кабалу впрягся!
Солнце уже скатилось за дальний лес, но небо еще было ярко.
Акинфий подкараулил Марью, когда она шла через кладбище к дому. Прячась за большим, черным крестом, он смотрел, как Марья положила
Акинфий, таясь за кустами, обогнал девушку, спрятался за толстой, старой березой и вдруг выскочил перед Марьей, раскинув руки, и загукал по-совиному. Девушка тихо ойкнула, отпрянула в сторону. Стремительно нагнулась, подхватила с тропки увесистый камень.
— Это я, Акинфий! — едва успев увернуться, крикнул он. — Прости ради Христа, Марья… Попужать хотел малость…
— Простила уже… — мягко улыбнулась она, усаживаясь на ствол ивы. — Что ж ты столько времени не приходил? Иль другая приглянулась?
— Отец, чтоб его! — поморщился Акинфий и сел рядом. — С утра до ночи царю фузеи делаем! — Он разжал кулаки и показал ей незаживающие раны на ладонях
— Богатыми хотите быть? — тихо улыбнулась Марья, беря его руку, и осторожно подула на ладонь.
— По рублю да восемь гривен за фузею. В пору по миру идти, какое уж тут богатство… А он прям как взбесился! Думаешь, легко молотом-то махать?
— Вижу, что нелегко, — Марья сорвала два листа подорожника. — Приложи-ка…
— Где Акинфий? — строго спросил Никита Демидов, входя в кузню.
— Отлучился, — перекрывая работный шум, откликнулся младший сын Григорий. — По какой-то надобности.
Отец принялся осматривать готовые фузеи, что шеренгой стояли вдоль стены. Каждую чуть не на зуб пробовал.
— Эт-то хто исделал? — уставился на одну.
— Я, батя… — робко ответил Григорий.
— Кто ж так делает! Это ж позорище… — Никита прищурился. — Брат брата, стало быть, выручает… Это по-божески… — И вдруг хрястнул фузею о наковальню с такой силой, что погнул ствол, в щепы разнес ложе.
— Ежели наша затея лопнет, — жарко зашептал он, вжавшись бородою в сыновье ухо, — мы с матерью по миру пойдем… А перед тем тебя с Акишкой запорю до смерти! — Резко отстранился от сына, громыхнул на всю кузню: — Царю делаем!
Для войска! Чтоб сие, как «Отче наш», помнили, рассукины дети!
Молоты в кузне заработали еще быстрее, из горна пыхнуло таким жаром, что у Никиты борода затрещала.
Луна мчалась сквозь тучи, а они все еще сидели, тесно прижавшись, и молчали…
— Отец меня все женить грозит… — охрипшим голосом вдруг сказал Акинфий.
— Так женись, — усмехнулась Марья. — За такого-то молодца любая пойдет. Вон Евдокия все глаза об тебя обломала.
— А-а… — Акинфий отмахнулся и быстро спросил: — А ты?