Демографическая история Европы

Ливи Баччи Массимо

В тех пяти странах, по которым имеются достоверные данные о численности населения в 1550 г., она удваивается как минимум через два века (Англия) и как максимум через три с половиной века (Франция). В десяти странах численность населения, достигнутая к 1700 г., удваивается как минимум через 80 лет (Россия) и как максимум через 220 (Франция). Наконец, в тринадцати странах, для которых приведена численность населения в 1800 г., удвоение достигается как минимум через 50 лет (Англия); максимум же не определен, так как в Ирландии, где прирост населения был прерван в середине XIX в. Великим голодом и эмиграцией, оно и сегодня не достигает уровня 1800 г. Вывод ясен: при традиционном типе воспроизводства, когда около четырех пятых населения получали пропитание от земли, отрезок времени, за который можно было достичь стабильного удвоения численности населения, составлял два-три века; в начале XIX в., когда на континенте происходила промышленная революция, этот срок сократился примерно до столетия.

Более ясную картину темпов прироста в начале Нового времени дает рисунок 1.2, где приведены географические и временные параметры удвоения численности населения по сравнению 1800 г.: данные приводятся по странам и переходят на региональный уровень

только для крупных государственных образований.

Складывающаяся картина оказывается довольно интересной с географической точки зрения: в таких периферийных областях, как Англия и южная Россия, численность населения удваивается к 1850 г.; в других периферийных зонах (Шотландия, восточная Россия) она удваивается к 1870 г., в то время как на скандинавских и германских, польских и балтийских территориях удвоение происходит к 1890 г. Гораздо позже, после Первой или даже Второй мировой войны, удвоение достигается в большей части Средиземноморского региона и во Франции.

Медленные изменения типа воспроизводства

Традиционный тип воспроизводства, то есть тот, который господствовал до начала промышленной революции, характеризуется медленным приростом населения в течение длительного периода и заметной стабильностью порождающих этот порядок механизмов. Эти аспекты будут рассмотрены далее (см. гл. 5). Сейчас же следует добавить, что определение «медленный» по отношению к развитию работает лишь в сравнении с темпами прироста, наблюдавшимися в последние пятьдесят лет, которые в слаборазвитых странах достигали от 2 до 4 % в год, что по меньшей мере на порядок выше скорости развития европейского населения в Средние века и в Новое время. На самом деле прирост от 2 до 3 ‰[3] способный обеспечить удвоение численности населения за два или три века, нельзя рассматривать вне связи с характерными для того времени темпами экономического развития — не такими уж и незначительными для систем с малым количеством денежных средств и относительной неизменностью технологий.

В подтверждение этого стоит привести некоторые цифры. Экономика при традиционном типе воспроизводства опиралась в основном на сельское хозяйство, от прогресса в котором и зависел в значительной мере медленный прогресс общества. Мы будем недалеки от истины, если скажем, что около трех четвертей или четырех пятых рабочей силы были заняты в сельском хозяйстве. Переписи населения и кадастровые записи второй половины XIX в., относящиеся к странам, где индустриализация запоздала, обнаруживают немногим меньшую долю сельского труда: от двух третей до четырех пятых в Швеции и Финляндии, России, Австрии и Венгрии, Испании, Португалии и Ирландии. Подсчеты, относящиеся к более ранним временам, дают еще больший процент: 80 % для Франции в начале и Швеции в середине XVIII в.; 75 % в Австрии в 1790 г.; 78 % в Богемии в 1756 г.; 72 % в Соединенных Штатах Америки в 1820 г. Эти цифры, как мы увидим далее (см. гл. 2), соответствуют низкому уровню урбанизации: во всей Европе доля населения городов с численностью более 10 тыс. жителей не достигала 6 % в 1550 г. и едва превышала 9 % в 1700 г., а население маленьких городков или деревень в подавляющем большинстве состояло из крестьян, средних и мелких собственников. Поддержание численности этого привязанного к земле населения, его прирост и ожидаемая продолжительность жизни зависели от развития сельского хозяйства. Поэтому сдерживающим фактором было не столько отсутствие рабочей силы, сколько скудость капитала, недостаток свободных земель и относительно закоснелые технологии. Демографическая история Европы тесно связана с заселением вновь занятых территорий, начиная с проникновения германских колонистов на восток в XI–XIII вв. и заканчивая великими миграциями за океан, в Америку. Приобретение земли в Новое время — дело трудное и недешевое, но нехватка земли все равно толкает людей на дорогостоящие мелиоративные работы. Однако же по окончании процесса расселения стремлениям европейцев к преобразованию окружающей среды был поставлен некоторый предел, который трудно было преодолеть. Предел этот определялся количеством доступных на тот момент энергоресурсов: «Тот факт, что основные источники энергии, кроме ручного труда, ограничивались в основном растениями и животными, — пишет Чиполла, — кладет предел возможному увеличению энергетических ресурсов в каком бы то ни было из аграрных обществ прошлого. С этой точки зрения ограничительный фактор задается количеством имеющейся в распоряжении земли»[4]. Только с внедрением паровой машины — неодушевленного преобразователя энергии, в распоряжение населения поступят новые ее источники. Возможно, это — самый значимый признак разрыва между Новым и Новейшим временем.

Однако, несмотря на то что технический прогресс происходит относительно медленно, разница в показателях производительности труда от региона к региону, связанная не только с природными факторами, но и с аграрными технологиями, прослеживается уже в эпоху Средневековья. Мы располагаем крайне немногочисленными данными о производительности труда, и среди них очень значимо соотношение между посевом и урожаем для зерновых (основного источника питания), практически неизменное в современную эпоху. Выдающийся историк сельского хозяйства Слихер ван Бат показывает, что урожайность определенно возрастает начиная с XVII в. в Англии и Голландии, странах с наиболее развитым сельским хозяйством: сам-семь в XVI в., сам-девять во второй половине XVII в. и сам-десять во второй половине XVIII в. Между тем во Франции, Италии и Испании урожайность с 1500 по 1800 г. держится на прежнем уровне (сам-семь); неизменной и на более низком уровне (около сам-четыре) остается она на севере, в центре, а также на востоке Европы. Следствие такого относительного постоянства урожайности — невозможность при заданном количестве обрабатываемых земель увеличить производство продукта. Производительность сельского труда сильно сказывается на уровне снабжения населения продовольствием, а это — еще один фактор, сдерживающий демографический рост. В общих чертах это выглядит так: после преодоления кризиса, имевшего место в позднее Средневековье, когда с сокращением численности населения режим питания улучшился, уровень снабжения продовольствием снижался вплоть до XVIII в., пока в некоторых регионах не началось улучшение; в других же регионах, не таких богатых и более удаленных от центра, он начал повышаться лишь в XIX, а то и в начале XX столетия. Разумеется, я описываю здесь самую общую картину, не упоминая о таких прогрессивных явлениях, как изменение севооборота, внедрение новых культур, развитие животноводства и специализации, а также о неоценимом вкладе торговли. Моя задача — показать, что большие демографические тенденции развивались на фоне преобладания незыблемости над переменами, пусть даже последние и не были незначительными.

Как явствует из рисунка 1.1, большие циклы прироста и сокращения населения Европы начиная с позднего Средневековья в немалой степени определялись эпидемическим фактором, никак не зависящим от

условий жизни. Но эти циклы были также тесно связаны с экономическими силами, чье воздействие подталкивало демографические системы к изменениям. Ряды соответствий между ценами и заработной платой, выведенные для нескольких исторических периодов, обнаруживают резкие трансформации, коррелирующие с большими демографическими циклами, что видно на рисунке 1.3, воспроизводимом по фундаментальному труду Слихера ван Бата.

Перед нами прямо-таки мальтузианская модель: в отрицательные фазы демографического цикла — например, в столетие после Великой чумы или на протяжении XVII в. — сокращение или отсутствие прироста населения, а значит, и спроса, способствует снижению цен и в то же самое время увеличивает спрос на рабочие руки и приводит к повышению оплаты труда. В середине XIV — середине XV вв. цены на зерно снизились вдвое, а затем стали постепенно расти. Слихер ван Бат пишет: «Потом наступает спад XIV–XV вв. Население сократилось в результате эпидемий, и поскольку площадь обрабатываемых земель оказалась довольно значительной по отношению к населению, которое нужно было прокормить, цены на зерно снизились. Из-за сокращения численности населения стало не хватать рабочих рук, поэтому и номинальная, и реальная заработная плата значительно возросла». Мощный подъем XVI в. нарушает равновесие: в связи с повышением спроса цены на зерно и другие продукты питания взлетают до небес, а реальная заработная плата падает; эта тенденция достигает критической точки к началу XVII в. Замедление демографического роста в XVII в. и катастрофа, постигшая население Германии вследствие Тридцатилетней войны, послужили, наряду с прочими факторами, причиной новой фазы цикла (сопровождаемой снижением спроса и цен и повышением заработной платы), которая продлилась до середины XVIII в., когда ускорение демографического роста дало начало следующему витку.

Выбор методики

Способы восстановить целостную картину развития европейского народонаселения могут быть различными — один не хуже другого, однако не все они применимы на практике. Наша основная идея состоит в том, чтобы изучить взаимовлияние и взаимодействие ограничивающих и определяющих факторов (см. ранее, с. 10) и понять особенности функционирования демографической системы и ее модификаций во времени. С подобной установкой связаны и отбор документальных материалов, и линии интерпретации. В самом деле, в дальнейшем мы будем предпочитать макроанализ микроанализу, рассмотрение общего рассмотрению частного, долговременные тенденции — особенностям той или иной эпохи, проявляющиеся на больших пространствах различия или сходства — локальным характеристикам. Такой метод имеет свои очевидные преимущества и недостатки, которые мы рассмотрим далее. Обобщенный анализ, макроанализ направлен на воспроизведение компонентов и механизмов демографической системы по отношению к населению в целом; он основывается на общих оценках или наблюдениях над последовательностями демографических событий и численностью населения. Микроанализ, как правило, базируется на генеалогиях или реконструкциях истории семей и привязывает события к конкретным индивидуумам, носящим одну фамилию. С помощью микроанализа можно воссоздать во всех деталях механизмы образования, роста, распада отдельно взятых семей. Но поскольку процесс реконструкции долог, кропотлив и зависит от наличия полных, официально зарегистрированных, поименных записей о рождениях, браках и смертях (что, по большому счету, становится возможным лишь начиная с XVII в.), он применим лишь по отношению к небольшим общностям, например к долго живущим на одном месте семьям (для семей, которые мигрируют, такая реконструкция очень сложна, а то и вовсе неосуществима). С его помощью можно в мельчайших деталях изучить характерные типы поведения, но не вполне очевидно, можно ли перенести их на общество в целом. В очерке о нормандском городке Крюле (в котором и была разработана методология поименного анализа) исследователям Анри и Готье удалось реконструировать все, что любознательный демограф желал бы знать о рождаемости, не говоря уже о ценных данных относительно брачности и смертности. Вместе с тем, ученые сами признаются, что не много могут сказать о численных изменениях во всей общине, хотя и склонны полагать, что население городка, около тысячи жителей, оставалось неизменным на протяжении XVI–XVII вв. Таким образом, об общей динамике населения Франции в начале Нового времени можно судить лишь предположительно, несмотря на расцвет исторической демографии, которая далеко продвинулась вперед со времен Монтескье, Морица Саксонского или Мирабо, которые в XVIII в. считали, что население Франции сокращается. Наше предпочтение макроаспектов вызвано желанием дать связную картину данных — или предположений — относительно более значительных демографических величин, в первую очередь динамики народонаселения. При таком подходе, возможно, пострадает исследование индивидуального поведения, однако совсем пренебрегать последним мы не станем. Есть и еще одна причина, далекая от банального стремления к упрощению при рассмотрении столь обширной темы, и она состоит в том, что сильные ограничивающие факторы, такие как наличие пространства и земли, продовольственные ресурсы, эпидемическая картина, — напрямую зависят не столько от типов поведения в разных сегментах общества, сколько от численности, плотности и прироста населения вообще. Индивидуальное поведение, которое удобно описывать при помощи микроанализа, часто формируется вследствие двойного воздействия: демографических условий, с одной стороны, и ограничивающих факторов — с другой.

По тем же причинам мы предпочитаем рассмотрение больших тенденций более локальным исследованиям изменений во времени (за исключением кризисных эпох, которым отведено немало места) и проводим географический анализ в общих чертах, не вдаваясь в местные особенности. В идеале эта книга должна стать отправным пунктом для исследования всех вариантов демографического поведения в конкретном времени и месте.

2. ПРОСТРАНСТВО

География и окружающая среда

Как все живые существа, люди нуждаются в пространстве, чтобы добывать ресурсы, необходимые для выживания, поддержания численного прироста, социальной организации. Это особенно относится к традиционным типам воспроизводства населения, при которых оно почти полностью зависело от земли, дававшей и продукты питания, и сырье, и энергию. Это, разумеется, общеизвестные вещи, и возможно, не стоило бы их повторять, если бы столь очевидными фактами не пренебрегали, а то и вовсе забывали о них при трактовке истории народонаселения с точки зрения биологического или природного детерминизма. Однако же развитие народонаселения Европы, и не только демографическое, во многом связано с процессом завоевания пространства; как писал Мальтус: «Обилие плодородной земли, которая достается дешево или даром, — настолько мощный фактор миграции, что заставляет преодолевать любые препятствия». Итак, рассмотрим с должным вниманием соотношение расселения и пространства, особо выделив четыре основных пункта.