Демократический социализм — будущее России

Шубин Александр Владленович

ЧЕЛОВЕК XXI ВЕКА

Сверхмонополизированная, сверхавторитарная, сверхгосударственная система, созданная в СССР в полном соответствии с предсказаниями Бакунина о последствиях воплощения теории Маркса, разваливается. Страна вступила в эпоху катастроф.

Западные режимы, наблюдая за разбуханием государственного аппарата СССР, с удовольствием пользовались опытом коммунистов. Государственно-монополистическая форма общества утвердилась во всех развитых странах, и в этом смысле коммунистический режим — отец экономической модели, завоевавшей мир. Видимо, в этом был его исторический смысл и неизбежность.

Но вот отец умер, и кризис государственного

монополизма охватывает все новые и новые страны. Полумеры консерваторов по свертыванию государственного регулирования дают только короткую передышку. В Великобритании дело дошло до уличных столкновений, в Америке — до погромов в Лос-Анжелесе. То ли еще будет. Государственный монополизм как система не вяжется с условиями конца XX века. Что же будет он делать в XXI веке, когда компьютеры предъявят свои права на место чиновников, а господство хозяйственных монополий сделает неизбежной всеобщую экологическую катастрофу? Миру нужно новое общественное устройство. Каким оно будет?

«Все классы… должны исчезнуть… за исключением двух масс, городского и сельского пролетариата, которые станут собственниками; вероятно, коллективными, в разных формах и в разных условиях, определенных в каждой области и в каждой коммуне степенью цивилизации и волею населения, один — собственником капиталов и орудий производства, другой — земли, которую он обрабатывает своими руками». Основой общества Бакунин видел коллективную собственность на средства производства. Уже сейчас, в конце XX века предприятия, находящиеся в коллективной собственности своих работников обгоняют частнособственнические фирмы, на которых сохраняется диктатура менеджера-предпринимателя. Производственные «республики» делают человека гражданином на производстве, полноправным собственником, а не наймитом.

Сегодня коллективные предприятия сковываются конкуренцией мощных транснациональных монополий, опирающихся на силу государства. Но, может быть, человечество способно обходиться вообще без государства, без этой бюрократической машины, противостоящей обществу? Несмотря на все свои издержки, научно-технический прогресс все же расширяет сферу свободы личности, превращая ее в активного участника истории. Это создает предпосылки того, что в будущем люди, возможно, смогут обойтись без многочисленной и неэффективной бюрократии. Бакунин представлял себе безгосударственное саморегулирующееся общество будущего как союз союзов: «Организация общества путем свободной федерации снизу вверх рабочих союзов, как индустриальных, так и земледельческих, как научных, так и союзов работников искусства и литературы; сначала в коммуну, потом федерация коммун в области, областей — в нации, и нации — в международный братский союз». Нижестоящие общности сами определяют, куда вступать.

Производственное и территориальное самоуправление может взять на себя функции социального обеспечения, обороны и внешних сношений. И только в тех случаях, в которых необходимость объединения усилий не может быть осуществлена рыночным путем, органы самоуправления договариваются о наделении своего союза какими-либо правами. Это еще не идеал Бакунина — общество свободы и солидарности, но это уже переход к нему — общество XXI века.

Александр Шубин 1992 г.

ПАРИЖСКАЯ КОММУНА

РЕВОЛЮЦИОННАЯ РЕФОРМА

В наше время средства массовой информации всеми силами пытаются сохранить черно-белое мышление и просто переставляют плюс на минус. То, что коммунистической идеологией объявлялось самым прогрессивным, теперь однозначно предается анафеме, даже если это такие сложные явления, как революция, социалистическая мысль или стремление к социальной справедливости.

На

некоторых старых отрывных календарях, отпечатанных еще «Политиздатом» и «Правдой», дата 18 марта выведена красным, как праздник День Парижской Коммуны. Сегодня, после массовой «смены вех», «граждане свободной России» торопятся вместе с Первомаем выбросить на свалку и другие «красные» праздники.

Парижской Коммуне в этом смысле не повезло вдвойне. Она была революцией, которую уже делали социалисты и (о, ужас!) анархисты. Как раз о последних и хочется рассказать подробнее. Ведь именно они — левые последователи основателя современного анархизма П. Ж. Прудона — взвалили на себя практически всю социальную политику Парижской Коммуны. Есть ли чему поучиться нам в XX веке у этих революционеров века XIX?

Варлен, Авриаль, Малон, Франкель, Тейс, Лефрансе — они учились у Прудона, прислушивались к аргументам «великого бунтаря» Бакунина, спорили с Марксом. До революции они были «диссидентами», многие сидели в тюрьмах или изгонялись из страны. Со второй половины 60-х годов они отстаивают идею коллективной собственности на средства производства, которая даст каждому человеку чувство хозяина и независимость от угнетения: «Как философы мы опираемся на данные экспериментальной науки, как политики мы стремимся к созданию федеральной коммуны и федерации групп рабочих, как социалисты мы хотим коллективной собственности на орудия труда, которая обеспечит всем равенство элементарных условий жизни и вместе с тем гарантирует каждому всестороннее развитие и всеобщую свободу,» — писал Малон.

Однако, депутаты-анархисты понимали, что большинство еще не готово к таким реформам. В своем проекте Декларации Коммуны депутат Лефрансе предлагал следующее: «При помощи созванного возможно скорее специального собрания делегатов рабочих ассоциаций, Торговой палаты, синдикальных палат, директоров Французского банка и руководителей транспортных предприятий мы будем изыскивать средства обеспечить труд и обмен, без которых в обществе нет ни мира, ни свободы». Такой путь позволил бы искать наиболее компромиссный вариант сосуществования коллективной собственности на средства производства и лояльного к ней капитала. Однако этот путь не должен был препятствовать продвижению в направлении социальных реформ: «Мы выходим на более широкую дорогу уже не простой коммунальной революции, а такой революции, которая имеет в виду не только политическое раскрепощение рабочих, то есть революции социальной,» — воспроизводит Лисагарэ свое ощущение тех дней.

Подготовка реформы проводилась в тесном контакте с представителями организованного труда и капитала. Обсуждая вопрос о сроках платежей. Коммуна по предложению Лефрансе принимает решение: «…желая принять по этому поводу такое постановление, которое примирило бы интересы всех сторон, Коммуна приглашает рабочие общества и синдикальные палаты торговли и промышленности представить в письменном виде до 10 апреля в Комиссию труда и обмена свои соображения и все сведения, которые они сочтут полезными».

Это постановление закрепляло компромиссный характер реформ, рассчитанный на создание смешанной экономики, основанной на групповой и частной собственности под контролем организаций рабочих и предпринимателей.

Пока готовилось введение производственного самоуправления, усилиями левых прудонистов были приняты декреты, облегчающие положение мелкого бизнеса, — прежде всего, декрет о сроках платежей по долгам. Принятие этого декрета ставило в порядок дня создание сектора коллективной собственности, который мог бы вступить в соревнование с частным предпринимательством. Хорошим предлогом для вторжения в отношения собственности стала обстановка войны с контрреволюционным версальским правительством, в ходе которой часть предпринимателей покинула Париж и, таким образом, поставила себя с точки зрения коммунаров в положение предателей.