Демократический социализм — будущее России

Шубин Александр Владленович

Декрет о конфискации имущества беглецов был принят 15 апреля, открыв дорогу следующему преобразованию, проект которого уже был подготовлен в лево-прудонистской Комиссии труда и обмена. 16 апреля, почти без прений, принимается Декрет о передаче бездействующих мастерских, брошенных бежавшими из Парижа предпринимателями, в руки рабочих производственных ассоциаций (профсоюзов).

Таким образом, депутаты-анархисты стремились создать новый сектор только за счет тех производств, которые и так покинуты буржуазией: «Представить доклад с изложением практических мер по скорейшему пуску этих мастерских, но уже не силами хозяев, которые их бросили, а кооперативной ассоциацией рабочих, которые были заняты в них».

Подходы этого декрета не оставляют места для подозрений

в проведении «красногвардейской атаки на капитал», основанной на расплывчатых критериях «саботажа», «контрреволюционности» и т. п. Мало того, декрет считает необходимым «учредить третейский суд, который при возвращении упомянутых хозяев должен будет определить условия окончательной передачи мастерских рабочим обществам и размер возмещения, которое эти общества обязаны уплатить хозяевам». Советские комментаторы протоколов Коммуны отмечают: «То обстоятельство, что декрет предусматривает уплату денежного возмещения хозяевам в случае их возвращения в Париж, не имело практического значения, ведь если бы Коммуна одержала победу над Версалем, хозяева, разумеется, не вернулись бы в Париж». Это вовсе не разумеется. В отличие от российской «диктатуры пролетариата», Коммуна не грозила капиталистам физическим истреблением и была настроена на конструктивные формы экономического соревнования с капиталом, а не на насильственное его уничтожение. В случае победы Коммуны хозяева вернулись бы в Париж и продолжали бы заниматься бизнесом, конкурируя со своими вчерашними рабочими.

Сразу после опубликования декрета парижские профсоюзы заявили о готовности «организовать труд путем солидарных ассоциаций, коллективно владеющих неотчуждаемым капиталом». Эта формулировка проводит четкое разграничение между акционерным обществом и коллективной собственностью на средства производства, когда невозможно сосредоточение в руках узкой группы лиц. Позднее в Совете Коммуны высказывались предложения распространить Декрет 16 апреля на все крупные предприятия (депутат Везинье, 4 мая), но они не встретили существенной поддержки даже со стороны левых прудонистов, для которых социально-экономическое положение было все же важнее доктрины.

Создание сектора коллективной собственности — лишь один пример социальной политики депутатов-анархистов. Они взяли на себя функции посредников между трудом и капиталом. Запрещая наиболее жестокую эксплуатацию, они следили за тем, чтобы меры Коммуны не душили производство. Левый прудонист Лефрансе так разъяснял принципы социалистической политики: «Если Коммуна восторжествует, как надо надеяться, а в этом нет сомнения, все, что называется общественной благотворительностью: больницы, убежища, ломбарды — наверняка исчезнет. Но это предполагает создание новых учреждений, которые вы не можете в настоящий момент описать в одной из статей декрета. Вы посеяли бы теперь смятение в умах, если бы просто и коротко объявили об упразднении ломбардов и богаделен. Прежде чем их упразднить, надо сделать их излишними. Только представив целую программу реформ, нам удастся создать систему, которая позволит упразднить общественную благотворительность во всех ее формах. Но, повторяю, нужны новые учреждения, а их нельзя сделать предметом одного декрета, так как он был бы неполон, а следовательно, непонятен и создал бы вам больше врагов, чем друзей».

Левые прудонисты-депутаты Парижской Коммуны — были анархистами, революционерами и социалистами. И тем не менее у них есть чему поучиться нашим нынешним реформаторам.

Александр Шубин 1992 г.

СВЯТОЕ СЕМЕЙСТВО ИЛИ КРИТИКА КРИТИЧЕСКОЙ КРИТИКИ [1]

ПЕРЕХОД КАЧЕСТВА В КОЛИЧЕСТВО

Сегодня, когда марксизм

превратился в «гонимое учение», часто приходится слышать от оппозиционно настроенных людей: «Учение Маркса нуждается в новом осмыслении. Пора вернуться к Марксу».

1

Название работы заимствовано автором у главного героя.

Безусловно, марксизм как первая системная социалистическая (антибуржуазная) идеология нуждается в тщательном и внимательном изучении; но рассматривать его как основу современного левого движения и универсальный путь выхода из кризиса цивилизации — не стоит. Суд над марксизмом произнесла сама история, практика, которая, по мысли основоположника, была критерием истины. Ни одна из многочисленных и разнообразных попыток воплощения его идей успехом не увенчалась. «По плодам их узнаете их».

Взгляды неомарксистов не имело смысла оспаривать, если бы за всю свою жизнь Маркс создал лишь «Экономико-филосовские рукописи» и «Капитал», если бы не поставил свою подпись под «Манифестом коммунистической партии» с его рецептами введения всеобщей трудовой повинности и «создания промышленных армий (в особенности для земледелия)», не написал бы «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» с апологией исторического насилия и «Критику Готской программы» с причудливым тезисом о диктатуре пролетариата.

Но Маркс «Экономико-философских рукописей» и Маркс «Манифеста» — это один и тот же Маркс. Эволюция его доктрины последовательна и закономерна, она раскрывает внутренние глубинные противоречия, лежащие в основе созданного им учения.

Согласимся с неомарксистами в том, что так называемый «марксизм-ленинизм» далек от истинного марксизма. Точно так же, как далеки от него любые ПРАКТИЧЕСКИЕ политичесие доктрины. Истинный марксизм живет только в теоретических работах самого Маркса и в книжках некоторых философов. Как железо в чистом виде существует только в лабораториях, а в практической жизни применяют сталь и чугун; так же и марксизм в чистом виде живет лишь как научная гипотеза. На практике же ведут политическую борьбу разные формы РЕВИЗИОНИЗМА.

Куда бы ни отправились политики, решившие практиковать марксизм — в легальную деятельность вместе с Э. Бернштейном, в революционную борьбу вместе с Лениным, в практическое рабочее движение вместе с Лабриоллой и Сорелем — всюду жизнь потребовала от них отказа от ряда существенно важных положений марксистской теории. А их последователи зашли в этом так далеко, что сохранили чисто символическую связь с основоположниками. Л. И. Брежнев, Мао Цзедун, И. Б. Тито, Ф. Миттеран оказались марксистами в гораздо меньшей степени, чем американский психоаналитик Э. Фромм.

Как философская школа, марксизм за какое-то столетие ужасно деградировал. Начиная с Ф. Энгельса, все последователи титана мысли оказывались на голову ниже своих предшественников.

Если учеником Сократа был Платон, а труды неоплатоников представляют собой явное развитие, усложнение философской системы учителей, то труды Плеханова — очевидный регресс даже по отношению к Энгельсу, отступление к механическому материализму Гольбаха. А пронизанный духом сиюминутной борьбы труд «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина может быть назван философским с тем же основанием, как журнал КНДР «Корея» — политологическим.

Отдельные исследователи философской школы марксизма, занятые прикладными проблемами, как, например, А. Грамши или Э. Ильенков, общей удручающей картины не меняют.

Зато «основоположников» новых сект в рамках марксистской традиции хватает. Учение распалось на множество противоборствующих направлений. Не успела урна с прахом Энгельса лечь на дно Ла-Манша, как ревизионисты, каутскианцы, большевики, синдикалисты сцепились во взаимной борьбе. Затем каждая из сект неоднократно разделялась. Большевизм распался на сталинизм и троцкизм, каждый из них породил массу школ, взаимоненавидящих друг друга. От некогда великой доктрины остался клубок политических интриг и амбиций. Качество перешло в количество.