Демократия (сборник)
Шрифт:
«Вот этого не нужно», — сказал Гарри.
Инез не сказала о работе во Вьетнаме ни Гарри, ни Эдлаю.
«Звонил Дик, он все еще на Гуаме, — сказал Билли Диллон. Он отыскал в холодильнике куриную ногу и начал есть. — Он говорит, что ему „кажется“, он сможет попасть на сегодняшний вечерний рейс в Гонолулу. Я спросил, а почему „кажется“, а он говорит, что Микронезийская авиакомпания бастует, а у „Пан-Америкен“ и „Трансуорлд эйрлайнс“ все уже заказано, но он „пробивает“ себе место. Диспетчер с большой буквы, этот твой свояк! Я ему сказал: „Дик, подними свою задницу и дуй в Андерсон, я слыхал, что командующий стратегическими военно-воздушными
Инез ничего не сказала.
«Нет, это просто Белоснежка и семь гномов. „Имеется уверенность“. Где имеется уверенность? Там, на Гуаме?
Я попробовал ему сказать: „Дик, так не пойдет“, а он говорит: „почему?“ Он говорит „почему“! Убит член конгресса, застрелена жена Дика, в этом замешан его тесть, который, надеюсь, мы помним об этом, является еще и тестем человека, собирающегося стать президентом, а Дик говорит об „ощущении“. „Дик, — сказал я, — поверь, это дохлый номер“».
Инез ничего не сказала.
На доске над телефоном она нашла написанный мелом номер и стала его набирать.
«Мы вылетаем из аэропорта Кеннеди в полночь рейсом „Пан-Америкен“. Час ожидания в Лос-Анджелесе, а потом мы в Гонолулу. Я сказал Дику, что мы не…»
Билли Диллон осекся. Он смотрел, как Инез набирает номер.
«Инез, — сказал он наконец. — Я не мог не заметить, что ты звонишь в Сиэтл. Я искренне хочу верить, что ты не звонишь Джесси. Именно теперь».
«Именно это я и делаю. Я хочу ей сказать».
«Тебе не кажется, что на нашем счету и так немало проигранных подач? Не думаешь ли ты, что Джесси могла бы и подождать, пока мы не отыграем хотя бы один мяч?»
«Она все равно об этом прочитает».
«Если только об этом напечатают в „Тайгер бит“».
«Не говори этого. Алло? — Голос Инез внезапно смягчился. — Говорит Инез Виктор, мать Джессики Виктор. Да-да, мама Джесси. Я звоню из Нью-Йорка. Точнее — из Амагансетта…»
«Вот это хорошо, — сказал Билли Диллон. — Все идет прекрасно. Амагансетта вызывает „Королевского краба“».
«Джесси? Дорогая! Ты меня слышишь? Нет, немного пасмурно. Собственно, идет дождь. Послушай. Я…»
Внезапно Инез протянула трубку Билли Диллону.
«Никогда не начинай с погоды, — сказал Билли Диллон, беря трубку. — Джесси? Джесси, деточка! Это дядя Уильям. Твоя мама и я летим сегодня ночью в Гонолулу. Мы хотели, чтобы и ты была на фотографии, у тебя найдется минутка? Ну так скажи своим крабам, чтобы они стояли вольно, Джесси, о'кей».
«Ну, дерьмо, — пробурчал Билли Диллон в телефонную трубку в секторе для пассажиров „Пан-Америкен“ в лос-анджелесском аэропорту, когда Дик Зиглер сказал ему, что Пол Кристиан позвонил в полицию из Ассоциации молодых христиан в Гонолулу и потребовал, чтобы они его забрали. — Ну, в бога и в душу, лучше бы я сообщил об этом Гарри».
К этому времени Гарри Виктор уже закончил свое выступление перед водителями грузового транспорта в Бал-Харборе и направлялся на завтрак в Хьюстоне. Переговорив с Диком Зиглером, Билли Диллон позвонил по трем номерам во Флориду и по пяти в Техас, но Гарри был где-то между всеми этими местами, а ждать его не было времени, так как уже шла посадка на рейс. «Ну, дерьмо», — не переставал повторять Билли Диллон по пути через Тихий океан, выкладывая карту за картой в пасьянсе «солитер» в пустом салоне
«Должен признать, что не ожидал подобного от твоего отца, — сказал теперь Билли Диллон. — Что у него не все дома — это я знал, но мне казалось, что он зациклен только на себе. Собственно, я думал, что он и теперь считает, что находится в Танжере. Или где там он был, мать его так, когда засыпал письмами „Тайм“, требуя для Гарри импичмента».
«Тунис, — сказала Инез. — Он был в Тунисе. Он переехал в Гонолулу в прошлом году. Прорицатель сказал ему, что Жанет нуждается в нем. Я тебе говорила. Послушай. Ты помнишь, как перед первичными выборами в Иллинойсе тебя, Гарри и меня провели через морг в Кук-Кантри?»
«Двадцать восемь выступлений за два дня в Чикаго, а затем эти комики заставили нас заранее пожать руку следователю по делам об убийствах, — как же, помню очень хорошо. Своего рода метафора. А что?»
«В прозекторской что-то шумело, как электрическая пила».
«Совершенно верно».
«Что это было?»
«Это была электрическая пила. — Билли Диллон перетасовал карты и снял колоду. — Не бери в голову».
Инез ничего не сказала.
«Не пытайся предугадать события. Здесь уже ничего не изменишь, принимай вещи такими, какие они есть. Попробуй хоть раз думать, как Джесси. Я сказал Джесси, что в Жанет стреляли, что Жанет в коме, мы не знаем, что будет, и ты знаешь, что на это говорит мне Джесси? Джесси говорит: „Думаю, что бы ни случилось, это ее карма“».
Инез ничего не сказала.
«Ее… карма… — Билли Диллон принялся раскладывать новый „солитер“. — Такое вот мнение у „Королевского краба“. Эй, Инез, не плачь. Попробуй немного поспать».
«Не пей столько», — сказал Билли Диллон около трех утра. Немного позже, когда к ним поднялась стюардесса и села рядом, он сказал ей: «Мне хотелось бы, дорогая, чтобы ты поняла меня с одного раза: компания нам не нужна». Когда стало светать и самолет начал снижаться, Билли Диллон потянулся через стол, взял Инез за руку и не отпускал. В Амагансетте Инез сказала Билли Диллону, что лететь с ней нет никакой необходимости, однако для Билли Диллона лететь вместе с Инез стало чем-то вроде части привычного механизма контроля за ситуацией для Гарри, и он держал руку Инез всю дорогу до приземления, которое произошло в 5.37 утра по гавайскому времени 26 марта 1975 года на летной полосе, омытой мягким теплым дождем.
Я была приучена не доверять версиям других людей, однако приходится обходиться тем, что есть.
Проведем тригонометрическую съемку.
Сделаем поправку на искажения.
Взвесим наклонности, предрасположенности, особые обстоятельства, которые изменяют спектр, в котором каждый из наблюдателей видит ситуацию.
Учтем, какой фильтр стоит на объективе. Скажем так. Нижеследующее дано исключительно через фильтр Билли Диллона.
Билли Диллон запомнил, как Дик Зиглер постоянно повторял: «Вот сука». На Дике Зиглере все еще был помятый хлопчатобумажный костюм, в котором он прилетел с Гуама; он сидел на полу в комнате Дуайта и Руфи Кристиан, размазывая креветочную пасту по всему крекеру, даже по краям.