Демократы
Шрифт:
— А конец? Ведь не могло же это тянуться до бесконечности?
Секретаря разбирало любопытство.
— Конец к делу не относится, но вам я могу рассказать. Пан жупан учил меня уважать Грбика, а сам потом так его «уважил»! Но узнали мы об этом только после ликвидации жуп, когда по ним, словно по луже, ударил могучий кулак и мы, как брызги, разлетелись по всей Словакии. Тогда-то я и попал сюда… Так вот, жупан в каком-то городке назначил свидание некоей молодой даме… Тут Грбик был ему ни к чему. Но скорее Ломницкий пик потонет во мгле, чем пан жупан скроется от Грбика. Жупан уже удобно расположился в купе и с наслаждением покуривал сигару, как вдруг откуда ни возьмись Грбик: он-де не может допустить, чтобы пан жупан путешествовал в одиночестве. Возможно, он полагал, что жупан собрался удрать в Венгрию. Жупан, разумеется, не пришел в восторг при появлении Грбика, но радушно приветствовал его: «Это чрезвычайно радует меня, — нас даже смерть не разлучит, мы и в могилу ляжем рядом». Говорит, а сам наверняка прикидывает, как бы избавиться
58
…о Закарпатской Руси, к которой должны были относиться и Кошице и Прешов. — Закарпатской Русью в Чехословакии называли Закарпатье; в 30-е годы там было особенно сильно движение за присоединение области Прешов (Пряшев) и Кошиц к Закарпатью и за самостоятельность Закарпатья.
Он постучал по лбу и по груди.
— Ни в мыслях, ни в чувствах. Это скорее неблагозвучный звон жестяного колокольчика, подвешенного на шею корове, а не малиновый звон колоколов. Не блеск, а сальная свеча, ну и, разумеется, чад и дым.
Ландик встал со стула, за ним поднялся и секретарь.
Прощаясь, Ландик спросил:
— Что же вы все-таки напишете обо мне нашему зеленому тузу?
— Панский дух…
— Вот тебе и раз! — схватился за голову Ландик, обманутый в своих ожиданиях: напрасно, значит, стрелял, отдача сильнее выстрела. — Ради бога, только не это!
— Тогда, значит, «блестящий демагог».
— Пишите «блестящий демагог»; пожалуй, это произведет впечатление. Напишете?
— Напишу, будьте спокойны.
— Сердечно благодарю.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Дисциплинарное взыскание
Дело комиссара доктора Ландика попало в руки главного советника доктора juris utrisque [9] Йозефа Грнчарика.
Во времена больших жуп Грнчарик был заместителем жупана, «большим паном», как он грустно говаривал. Во времена малых жуп его величали главным комиссаром жупы.
9
юстиции (лат.).
«Тогда я был большим паном, чем сейчас», — пояснял он. Перед этим Грнчарик был главным служным {59} сначала в Поважской Быстрице, а потом в Жилине. «Это хорошая должность, — говорил он, почесывая за ухом. — Но самым большим паном я был, когда служил заместителем главного служного в Кисуцком Новом Месте. А сейчас?.. Эх!»
Как видно, у этого человека действительно богатое прошлое и большой опыт административной работы.
Административный опыт — это не пустяк, обычно он ценится выше, чем две докторских степени и знание наизусть всех сорока двух томов «Венгерского свода законов», пятидесяти семи томов «Magyar rendeletekt'ara» [10] , двадцати фолиантов «Свода законов и распоряжений», шестнадцати томов «Вестника министерства внутренних дел», «Вестника министерства промышленности, торговли и ремесел», «Вестника здравоохранения и физической культуры», «Социального обозрения», «Земледельческого сборника», шести книг «Краевого вестника», шести полных комплектов «Служебной газеты» больших жуп (с XV по XX), пяти годовых комплектов (в каждом по шестнадцати выпусков) «Служебных известий» малых жуп, законодательства империи, немецких бюллетеней «Указов и распоряжений», миллиона всевозможных циркуляров, патентов и т. д.
59
Главный служный, служный — административный глава округа в Австро-Венгрии; в народе по старой памяти служными называли и окружных начальников.
10
«Свода
Но, пожалуй, чтоб не запутать читателя, лучше вернемся к делу Ландика.
Президент собственноручно начертал на деле красным карандашом: «Рассмотреть! Доложить мне лично!!!» Четыре восклицательных знака! Значит, дело чрезвычайной важности, поэтому Грнчарик отложил его и поспешил подписать сначала четыреста тридцать бумаг, поставив на каждой «Грнч». Сокращенно, потому что — мы опять вынуждены повторить — не только в окружном управлении Старого Места экономили на тряпках и на мытье окон (кроме окон в кабинете начальника). Так обстояло дело и во всех других учреждениях, и особенно в краевом управлении. Тут имелось даже специальное «отделение по вопросам экономии» со своим собственным начальником, потому что краевому управлению подчиняется более семидесяти семи окружных управлений. Тут и чиновников больше, чем где-либо, и цифр; здесь больше всего расходуют чернил и бумаги; следовательно, необходимо бдительно следить за сохранностью государственного имущества и пресекать склонность к его разбазариванию. Бдительность зашла так далеко, что тем, у кого длинная фамилия, запрещено было, подписываясь, писать ее целиком и украшать последнюю букву своего имени каким-нибудь собачьим хвостиком, кошачьей лапкой, завитушкой и т. д. Грнчарик так и не привык к новым порядкам и из галочки над буквой «c» [11] делал коротенькую трубку с длинным чубуком, конец которого иногда забегал на священный текст служебных бумаг. Такие трубочки не были запрещены наверняка только потому, что так называемый «ответственный чиновник по вопросам экономии» до сих пор еще не видел такой трубочки.
11
Словацкое написание этой фамилии — Hrnciarik.
Начертав последнюю трубочку — от радости, что подписывание бумаг кончилось, Грнчарик сделал ее чрезмерно длинной, — он облегченно вздохнул и громко произнес:
— Ну… пожалуй, хватит…
Сложив письма в две стопки, в одну — проекты и черновики, в другую — чистовые экземпляры, он перенес их на маленький черный столик, над которым висела картина «Вид на Братиславу». Это означало: «Отправлять».
На этом и кончилась бы его служба на сегодняшний день, если бы не дело Ландика с резолюцией президента (а в ней — четыре восклицательных знака!). Грнчарик погрузился в чтение дела и уже через полчаса знал все.
— Глупость, — проворчал он.
До обеда оставалось еще два часа. Можно, значит, пойти поболтать с кем-нибудь из коллег. Хорошо бы потолковать о нововведениях в управлении, о беспорядках, о том, как затирают людей и не дают им продвинуться, как неискренни бывают коллеги: уж лучше держать язык за зубами, чем рассказывать им что-нибудь, а то ведь тотчас же побегут сплетничать… А ведь мало ли что человек может сказать просто так, без всякого злого умысла… А Малиняк этот — карьерист! Ради карьеры он может забыть даже о жене и детях. А ведь он богат! Дал бы место другому… Чего это Штефкович все не идет на пенсию? Ему уже шестьдесят… Только мешает молодым…
Можно подискутировать и о каверзных юридических вопросах, которые порой встречаются и в ведомстве Грнчарика. Вот, например, хоть это дисциплинарное взыскание. Собственно, взыскания еще нет, только уведомление о жалобах на Ландика. Это чепуха, но ее можно подать и как серьезное дело. Все зависит от того, как взглянуть на дело: сквозь пальцы или строгим служебным недремлющим оком, которое бдительно следит за каждым нарушением дисциплины и порядка… Схожу, пожалуй, к Масному. Он, конечно, малость бюрократ, родился, так сказать, чиновником. Его родила и выкормила мать-чиновница, качать сынка в колыбели помогал ей отец-чиновник. Бывают семьи, в которых из поколения в поколение родятся только дипломаты, юристы, музыканты, художники. Веками воспитываются они в одних и тех же традициях, чувствах и стремлениях и в конце концов становятся виртуозами своего дела. Точно так же — и в семьях чиновников. Там умеют, когда надо, ударить по шляпке гвоздя, не задев пальцев, не дуют на них и не размахивают рукой от боли, как это случается с неопытным человеком…
Хотя он, Грнчарик, и сам достаточно опытен, но… ему любопытно, что скажет о деле Ландика такой чиновник, как Масный, чиновник по крови. Да, он пойдет к Масному.
Взяв папку под мышку, Грнчарик прошел по длинному коридору, свернул направо, потом налево, потом поднялся вверх по лестнице и опять направо. Он предусмотрительно миновал коридор, который вел в приемную президента, чтобы не встретиться с ним. Тот сразу спросил бы: «Вы что тут делаете?» Правда, легко вывернуться: «Иду доложить вашей милости лично». Но лучше все-таки оттянуть доклад, пока дело не будет ясно как на ладони.
Чиновники бывают двух типов: одни стремятся быть на виду у начальства, другие предпочитают не мозолить начальству глаза. И начальники тоже бывают двух типов: одни хотят все время видеть своих подчиненных, другие предпочитают их не видеть. Кто лучше? Сказать трудно. Одно несомненно: лучше всего, когда начальник не беспокоит подчиненных, а подчиненные — начальника.
Так размышлял Грнчарик, обходя стороной главную артерию управления, к которой мы еще вернемся, ибо как все дороги Европы еще и сегодня ведут в Рим, так любая дорога края ведет через коридор к краевому центру.