Демон и дева
Шрифт:
Так они постояли некоторое время. Их охватил блаженный покой. Разжав объятия, пошли дальше, рука об руку. Каждый думал о своем.
Девушка обвела взглядом горы, что проглядывали меж деревьев. И вздрогнула.
— Подумать только, как я могла жить там одна! В темные зимние ночи. В полном одиночестве. Поверить не могу! Как я только продержалась!
— У тебя была коза, — отвечал он.
— Да.
Она благодарно посмотрела на животное. Та нашла что-то очень вкусное в канаве у дороги. Оттуда торчал только хвост.
8
Хейке
Правда, ему пришлось прибегнуть к небольшой уловке — он соблазнил ее новой одеждой. Ей надо одеться с головы до ног. А для этого также необходимо отправиться в столицу.
Конечно, он слукавил. Портниху можно было найти и в согне. Но чего не сделаешь для достижения своей цели?
— А у тебя хватит денег? — поинтересовалась Винга.
— Денег у меня достаточно, — был ответ.
— Тогда ты должен тратить их на себя!
— Я пока не вижу лучшей возможности. И тогда Винга улыбнулась особой, кошачьей улыбкой, приберегаемой ею для особых случаев.
Винге очень хотелось взять с собой Кари, но Хейке был категорически против. Никто не должен знать об их связи с Эйриком — как для блага этой семьи, так и для их собственного. Хейке совсем не желал, чтобы люди Снивеля обнаружили бы их раньше, чем он будет готов к борьбе.
Перед ними встала еще одна проблема…
Лошадь Хейке никак не желала впрягаться в повозку — это просто неслыханно! Лошадь липпизанских кровей! В глазах лошади легко читалось возмущение такой несправедливостью. Так что пришлось позаимствовать у Эйрика старую клячу.
Со стороны их можно было принять за пару работников. Но тонкие черты лица Винги свидетельствовали о благородной крови, а Хейке… О чем бы не говорили черты лица Хейке, было ясно, что он не простой работник.
— Винга, — неуверенно проговорил парень при приближении повозки к городу. При этом ему пришлось прервать восторженные комментарии девушки по поводу увиденного. Рот у нее не закрывался всю дорогу. — Винга, нас с тобой поджидают некоторые осложнения.
— Ты про герра Снивеля?
— Нет, я даже не знаю, где он обитает. Но, видишь ли… люди не привыкли к моей внешности. Поэтому я всегда старался избегать городов. Тебе будет… неприятно. Если хочешь, я пойду за повозкой на некотором отдалении. Ну, словно мы не знакомы. Ты понимаешь, о чем я?
Она резко обернулась:
— Ты совсем ненормальный? Хочешь, чтобы я… отказалась от тебя?
— Вовсе нет, — он улыбнулся. — Я предложил это, чтобы избежать некоторых неудобств. Винга только сердито фыркнула:
— Считай, что я не слышала твоего предложения!
— Но…
— Ни слова больше… Я не понимаю тебя, Хейке!
Но через полчаса она все поняла. Ей страшно было снова встретиться с людьми, особенно в таких количествах. Но вскоре ее причитания стихли, страх перед чужими испарился.
Она
Скоро она заплакала от отчаяния, оттого, что люди могут быть такими глупыми, бессердечными и безрассудными.
Она кричала мальчишкам, бросавших в них камнями:
— Он в сто раз лучший христианин, чем вы!
— Винга, Винга, не обращай же на них внимания, — успокаивал ее Хейке. — Да и потом я вовсе не христианин.
— Какое это имеет значение, — сердилась она. — Они ведь не понимают, что не только христиане имеют право на все хорошее. Христианин для них — синоним всего хорошего! А не христианин — это зло.
Хейке только улыбнулся ее убогой философии. Но, вообще-то, убогими были остальные.
Кристиания здорово изменилась за последние годы. Бревенчатые, покрытые смолой домишки сменились высокими каменными домами и великолепными особняками… Вместо небольших лавок появились настоящие магазины. На улицах проложили мостки. И все же грязно было по-прежнему. И никакие предписания не помогали. Люди не умели читать!
Времени любоваться архитектурой не было. Девушка все еще была в негодовании.
— Да они плюют тебе вослед! Взрослые женщины крестятся и стремятся прочь! Мужчины прячут лица в воротники. А дети бросают в нас камнями и пугают лошадь! И долго мы будем терпеть?
— Я привык к такому обращению, — голос Хейке звучал устало. — Хуже всего летом, потому что тогда я не могу спрятать лицо в воротник, за шляпой или шейным платком.
— Хорошо, что ты не потерял уважения к самому себе, — горячо произнесла девушка. — Ничего нет хуже, как желать себе иной внешности. И потом, это отражается на самом человеке! Ты ведь так не думал? Не желал себе иного лица?
— Конечно, желал, — тихо ответил парень. И добавил еще тише: — Особенно сейчас… Но Винга не слышала. Она кричала:
— Прочь с дороги!
Трое, что стояли в опасной близости от дороги, шарахнулись прочь, а девушка погрозила им плетью.
— Тебя никогда не арестовывали?
— Не раз. Когда я шел сюда с юга, старался избегать больших городов и деревень. Но иногда я должен был заходить в них. Я сидел в тюрьмах Пруссии, ко мне вызывали священников, чтобы отправить в ад. Но мне посчастливилось освободиться после беседы с ними. Видишь ли, мне помогло то, что я говорю по-немецки.
— Как же много ты знаешь!
Он улыбнулся ее восхищенному восклицанию. Против восхищения он ничего не имел:
— Да не так уж много! Но один раз мне пришлось по-настоящему плохо. Все случилось в одной маленькой Богом забытой деревушке. Меня схватили спящего и хотели сжечь на костре. Тогда меня спас корень мандрагоры. Он дал мне тайную силу, и я отвратил от себя этих людей, они же и разомкнули мои цепи.
Винга глядела на него открыв рот:
— И ты никогда не боялся?