Демон и дева
Шрифт:
Наконец Винга ушла. Она была так одинока на широкой и длинной улице.
Хейке следил за ней глазами до тех пор, пока она не вошла в дверь дома адвоката.
«Как мне защитить тебя от всех парней и мужчин мира? Ты попадешь в объятия, в ловушку одного из ловцов. И доверчиво отдашь ему свою молодость, красоту и девственность. Этого не должно случиться! Ни в коем случае! — грустно думал он. — И как мне защитить тебя от меня самого?»
Его так и подмывало выпить траву, убивающую любовь. Но только не сейчас! Потом! Позже! Он хотел еще немного насладиться тем опьяняющим чувством, что всегда возникает при зарождении любви!
Позже —
И пусть она так ничего и не узнает!
9
Адвокат Сёренсен удивленно оглядывал девушку, что стояла у двери. Он даже привстал от удивления.
Откуда взялся такой лакомый кусочек? А он считал, что знает всех знатных, да и менее знатных дам Кристиании. К какому классу отнести эту?
В ней было какое-то неуловимое сходство, но с кем? Эти глаза… Такие чистые, светлые и по-детски удивленные. Желающие познать жизнь и в то же время невероятно проницательные. Нет, не то. У нее явно нет никакого жизненного опыта.
Маленькая девственница! Всемогущий Бог! Да разве такие еще есть в наши развращенные времена? У старого развратника Сёренсена даже слюнки потекли.
Но где он мог видеть ее раньше? На кого она так похожа? Он узнавал и не узнавал эти черты.
Винга, со своей стороны, вошла в этот безупречный дом, испытывая целую бурю чувств. Тут следили за совершенством. Такой же красивый дом, что и ее, в Элистранде. Только как бы застывший в своем великолепии. И обстановка очень походила на Элистранд. Фарфоровый сервиз, стоявший в стеклянном шкафу великолепного салона адвоката был точной копией того, что стоял у них дома! И серебряный чайник, и молочник, и сахарница! Все точь-в-точь, как у них.
Так вот как он выглядит, этот адвокат Сёренсен! Теперь Винга хорошо его вспомнила. Она точно знала, что еще в детстве невзлюбила этого человека. Очень красивый мужчина. Просто очень. Даже как-то приторно красивый. Красивые бархатно-коричневые глаза, выпуклые веки, по-женски изогнутые ресницы, чересчур мягкий и расслабленный рот… (С такой оценкой Винги не согласилось бы большинство женщин. «Подумайте только, какой чувственный рот у адвоката Сёренсена», — так обычно говорили про него дамы. «Он, вероятно, страстный любовник». Тут они обычно возбужденно фыркали. Так это или нет, им предстояло оценить самим — кому раньше, кому позже.) В отношении женщин Сёренсен был гурман, если не сказать обжора. Ему уже исполнилось сорок, но адвокат был по-прежнему привлекателен. Он хорошо одевался: обычно на нем был бархатный фрак и жилетка из телячьей кожи. Тесные брюки, не оставлявшие места для фантазии. Он по опыту знал, что взгляды дам устремляются прежде всего на наиболее обтянутые брюками места. У них повышалось настроение. Подвязки были усыпаны бриллиантами и шелковыми розами. В руке он держал табакерку самого чистого серебра. Она тоже производила впечатление.
Но эта маленькая телка вовсе не выглядела восхищенной. Она смотрела на него с выражением, скорее напоминавшем отвращение! Сёренсен к такому не привык.
— Что ж, — милостиво произнес он, глядя сверху вниз. — С кем имею честь?..
— Я понимаю, вы не узнали меня, адвокат Сёренсен. Меня зовут Винга Тарк. Вы были адвокатом моего отца. Мы жили в Элистранде!
Кровь
И где же она обитала все эти годы?
Проклятье!
— Боже мой, дорогая! — он наконец взял себя в руки. — Мы думали, ты умерла. Где же ты была?
Винга слегка попятилась от «отцовских объятий».
— Весь согн перебудоражился, когда ты пропала в ту ночь. Я тоже беспокоился. Как я за тебя переживал! Садись же на диван, рассказывай!
Обняв девушку за плечи, мужчина чуть не силой усадил ее на диван. Спинка дивана была разделена на две части и напоминала как бы два соединенных стула. Спинки соединяла более низкая часть. Сёренсен положил ногу на ногу, сев так, чтобы нога его касалась колена девушки. В течение всего разговора она тактично отводила свою коленку подальше.
— Рассказывать особо нечего, — осторожно ответила она. — Я пережила эти годы, вот что главное.
— Живешь ты, должно быть, хорошо, — он красноречиво посмотрел на дорогое платье.
— Ах, это! Платье подарил мне сегодня мой родственник.
Адвокат выпрямился:
— Твой… родственник?
— Да. Хейке Линд из рода Людей Льда. Потому-то я и пришла сюда сегодня. Мы обращаемся к вам с просьбой: помогите нам вернуть наши усадьбы! Вы помогали моему отцу, может, поможете и нам?
Сёренсен вдруг заерзал на диване. Во рту вдруг стало сухо, язык едва шевелился:
— Подожди-ка, подожди! Что это еще за Линд из рода Людей Льда? Почему он не пришел вместе с тобой?
— Он законный хозяин Гростенсхольма. Но у нас украли усадьбы. Он внук Даниэля Линда из рода Людей Льда. Сын внука тетушки Ингрид. Так что усадьба принадлежит ему и только ему. Все эти годы он прожил за границей, а теперь вернулся, чтобы осесть в усадьбе и вести там хозяйство. Он попросил меня для начала сходить к вам одной, потому что у него несколько необычный внешний вид. Я должна вас сначала подготовить. Он один из отмеченных нашего рода.
Откинувшись назад, Сёренсен задумчиво сложил подушечки пальцев вместе. Он хорошо помнил Ульвхедина Паладина из рода Людей Льда и его внешность. Надо было хорошо продумать свой ответ.
— Но ведь меченые… всегда считались опасными! Вряд ли он сможет взять на себя ответственность за управление такой большой усадьбой.
— Тетушка Ингрид тоже была отмечена, — быстро последовал ответ. — И Ульвхедин. Их право никто не подвергал сомнению.
— Но они были нормальными людьми. Не Злыми.
Глаза Винги засверкали:
— Вам не найти более нормального человека, чем Хейке. По сравнению с ним, остальные двое были просто дьяволами!
Проклятая девчонка! И как такая красота может быть такой настойчивой?
В ее сверкающих глазах он прочитал кое-что еще. Страх! Его не было, когда она только пришла сюда. Или нечто паническое. Словно она была готова убежать отсюда со всех ног и бежать далеко-далеко.
И все же что за привлекательная девчонка! Что скрывается за этой паникой? Страх секса? Адвокат так высоко ценил женщин, что считал, им больше не о чем думать. «Очень интересно, — думал он. — В моих любовных похождениях намечается некое разнообразие».