Демон и Лабиринт (Диаграммы, деформации, мимесис)

Ямпольский Михаил

150

чия внутри самого актера, который одновременно является и не является самим собой18.

Проблематика памяти и возвращения, заявленная в "Чайке", проходит через все последующие пьесы Чехова. В "Дяде Ване" Астров представляет Елене "картограмму" (а по сути, диахроническую карту), сопровождая ее рассказом, явно пародирующим декадентскую пьесу Треплева. Астров описывает постепенное вырождение природы в "нашем уезде". Пятьдесят лет назад

"там водились лоси, козы... На этом озере жили лебеди, гуси и утки Теперь посмотрим ниже. То, что было двадцать пять лет назад. Коз уже нет, но лоси есть. Переходим к третьей части: картина уезда в настоящем.

исчезли и лоси, и лебеди, и глухари... В общем, картина постепенного и несомненного вырождения, которому, по-видимому, остается еще каких-нибудь десять-пятнадцать лет, чтобы стать полным" (Чехов 1963, т. 9: 512).

(В пьесе Треплева конец времен отнесен очень далеко -- "через двести тысяч лет".) В "Трех сестрах" Тузенбах вновь возвращается к той же теме, на сей раз декларируя полную неизменность природы "не то что через двести или триста, но и через миллион лет" (Чехов 1963, т. 9: 560). Природа, традиционно понимаемая как воплощение совершенной цикличности и неизменности, как сила, трансцендирующая человеческое время (см. декларации Тузенбаха), у Астрова становится локусом изменений, деградации.

За год до смерти, в 1903 году, Чехов пишет свою последнюю пьесу -"Вишневый сад". Место действия пьесы отчасти, вероятно, навеяно ялтинским пристанищем писателя, в котором именно сад играл особую роль. Ольга Книппер вспоминала в связи со строительством дома в Ялте:

"Антон Павлович любил ходить и показывать и рассказывать, чего еще нет и что должно быть со временем; и главное, занимал его сад, фруктовые посадки..." (Книппер-Чехова 1960: 694).

Этот будущий сад превращается в пьесе в старый вишневый сад -- место возвращения Раневской. По существу, вся пьеса Чехова построена вокруг мотива возвращения и памяти. Поражает, например, с какой настойчивостью проигрывается в ней тема узнавания после всего лишь пятилетнего отсутствия хозяйки:

"Л о п а х и н: Узнает ли она меня? Пять лет не виделись" (Чехов 1963, т. 9: 610);

"Любовь Андреевна глядит с недоумением.

В а р я (сквозь слезы).Это Петя Трофимов...

__________

18 Согласно точному наблюдению Ги Розолато, "актер тем в большей степени является самим собой, чем более полно он растворяется в своем персонаже" (Розолато 1985: 20).

151

Трофимов. Петя Трофимов, бывший учитель вашего Гриши... Неужели я так изменился?" (Чехов 1963, т. 9: 620);

"Л ю б о в ь А н д р е е в н а. И Дуняшу я узнала..." (Чехов 1963,т.9: 610);

"Д у н я ш а. И не узнаешь вас, Яша. Какой вы стали за границей.

Я ш а. Гм... А вы кто?" (Чехов 1963, т. 9: 613), и т. д. Эта навязчивая тема забвения-воспоминания разворачивается Чеховым в ключе, который затем использует и Сокуров. Возвращение Раневской переживается ею как странная регрессия в детство19. Пять лет отсутствия оказываются той необходимой цезурой, которая как бы позволяет героине вернуться не на пять лет назад, а в гораздо более ранние времена. Этот стремительный скачок в далекое прошлое, вероятно, и объясняет поразившую тут всех амнезию. Приведу несколько примеров:

"Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Детская, милая моя, прекрасная комната... Я тут спала, когда была маленькой... (Плачет.) И теперь я как маленькая..." (Чехов 1963, т. 9:610).

"Л ю б о в ь А н д р е е в н а.. Я не могу усидеть, не в состоянии... (Вскакивает и ходит в сильном волнении.) Я не переживу этой радости... Смейтесь надо мной, я глупая... Шкафик мой родной... (Целует шкаф.) Столик мой" (Чехов 1963, т. 9: 615).

Но самое любопытное то, что инфантилизация героини, ее возвращение

в детство сопровождаются своего рода раздвоением ее сознания. Она словно бы начинает видеть себя со стороны. Тело нынешнее отделяется от тела прошлого.

"Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Неужели это я сижу? (Смеется.) Мне хочется прыгать, размахивать руками" (Чехов 1963, т. 9: 615).

Эта психологическая раздвоенность Раневской усиливается и еще одним явлением. В ее дочери Ане обнаруживаются черты сходства с матерью, которые ранее были незаметны. Раневская буквально становится иным телом, телом дочери, как будто осуществляя регрессию в другого человека -- в собственного ребенка.

"Г а е в. Как ты похожа на свою мать! (Сестре.) Ты, Люба, в ее годы была точно такая" (Чехов 1963, т. 9: 614). Это обнаружение сходства предшествует странному явлению призрака матери Раневской и придает ему особый смысл:

___________

19 У Ницше в главе "О видении и загадке" в "Заратустре" прозрение вечного возвращения связано с воем собаки, которая возвращает Заратустру в далекое прошлое, "когда я был ребенком, в самом раннем детстве" (Ницше 1990113) Воспоминание, предшествующее прозрению, прежде всего воссоздает повтор, связанный с детскими впечатлениями.

152

"Любовь Андреевна. Посмотрите, покойная мама идет по саду... в белом платье! (Смеется от радости.) Это она. Гаев. Где? Варя. Господь с вами, мамочка. Любовь Андреевна. Никого нет, мне показалось. Направо, на повороте к беседке, белое деревце склонилось, похоже на женщину..." (Чехов 1963, т. 9: 620). Видение матери -- в своем роде крайняя степень раздвоения самой Раневской, оно зеркально отражает ситуацию сходства между ней и ее собственной дочерью. Характерно, что это видение создается садом -мистическим местом памяти и возвращения. Оно совпадает с фрейдовским описанием das Unheimliche. Наиболее полным выражением das Unheimliche Фрейд считал возвращающегося мертвеца, призрака. Он связывал его появление с пробивающимися в сознание подавленными комплексами, например чувством вины.

"Переживание тревожащего возникает в тот момент, когда подавленные инфантильные комплексы оживают под воздействием некого впечатления..." (Фрейд 19636:55)20.

Во всяком случае, призрак матери может пониматься именно как результат воспоминаний, вызванных садом и проецирующих на образ умершего былые переживания вспоминающего (в данном случае, возможно, эпизоды смерти мужа и сына Раневской), он как бы "смешивает" живого и мертвого.

Героям Чехова присуща еще одна важная черта. Они постоянно стремятся вспомнить свое прошлое и тем самым установить свою "идентичность". Но воспоминания их искусственны, пошлы и явно отдают вымыслом. Натужное восстановление прошлого поэтому часто выглядит фикцией. Своего рода двойник Раневской, ее "демон" -- Шарлотта -- также может быть названа дурной актрисой, отдаленной пародией на Нину Заречную. В отличие от Раневской, Шарлотта -- человек без прошлого, "ничего" о себе не знающий. Она объясняет Фирсу (также воплощающему тему утраченной памяти):

"У меня, дедушка, нет настоящего паспорта, я не знаю, сколько мне лет, и мне кажется, что я молоденькая... А откуда я и кто я--не знаю... Кто мои родители? Может, они не венчались... не знаю... Ничего не знаю" (Чехов 1963, т. 9: 704).

Шарлотта -- настоящий персонаж драматургической фантазии Чехова -создание, возникшее из небытия, порожденное воображением писателя. Но такие же призрачные существа -- любые теат

__________

20 Фрейд связывает тревожащее также с манией повторения