Демон пробуждается. Сборник. Книги 1 - 19
Шрифт:
Толпа увеличивалась, люди шепотом передавали друг другу всякие слухи.
— Слышала? Он заставит заплатить этих грязных купцов за то, что все эти годы они обирали нас, — сказала какая-то старуха.
— И этих подонков, бехренских жрецов, — добавила другая. — Посадит их на корабль — и поминай как звали!
Чем дольше Пони слушала, тем сильнее возрастало ее беспокойство. Охота на последователей Эвелина продолжалась, амбиции Де'Уннеро росли; и у него хватило ума создать «козлов отпущения», на которых сосредоточивалась вся неудовлетворенность простых людей. Он третировал купцов, а с бехренцами обращался еще хуже, внушая
Епископ сделал шаг вперед, воздел руки и громким, звучным голосом призвал всех к молитве.
Люди склонили головы, и Пони вместе с остальными.
— Возблагодарим Господа за то, что война окончилась, — начал Де'Уннеро. — Возблагодарим Господа за то, что Палмарис уцелел.
Дальше последовала в целом обычная для священников церкви Абеля молитва: чтобы был хороший урожай, а бедствия обошли стороной, чтобы было процветание и изобилие. По знаку епископа в соответствующих местах толпа нараспев повторяла за ним слова молитвы. Эти моменты были выбраны очень точно, чтобы внимание собравшихся не рассеивалось. Пони заметила, что о бароне Бильдборо не было сказано ни слова, так же как и о короле Данубе, зато отец-настоятель Маркворт упоминался неоднократно.
Когда епископ закончил, снова воздев руки к небу, все последовали его примеру.
Потом по толпе вновь побежал шепоток, и кое-кто начал проталкиваться к выходу.
— Я вас еще не отпустил! — воскликнул Де'Уннеро. Все головы повернулись к нему, и шепот стих. — Есть проблема, которая требует обсуждения. Вы, граждане Палмариса, может быть, больше всех других жителей Хонсе-Бира почувствовали на себе ужасы войны, развязанной демоном. Так?
— Да, мой господин… — чуть слышно загудела толпа.
— Это правда, спрашиваю я вас? — взревел Де'Уннеро так внезапно и яростно, что Пони подскочила.
Теперь по толпе прокатился более громкий ропот согласия, в котором, однако, слышался отголосок страха.
— В том, что пришел Бестесбулзибар, вам некого винить, кроме самих себя! — загремел епископ. — Это тьма в ваших сердцах вызвала из бездны демона; это ваши грехи позволили дьявольскому созданию обрести плоть. Вам не уйти от ответственности! Тебе, тебе и тебе! — подскочив к краю платформы, он принялся тыкать в отдельных людей пальцем. — Сколько вы жертвуете церкви? Какую терпимость проявляете к язычникам? Доки забиты грязными неверующими! И кого вы признавали своим руководителем в последние годы? Может, аббата Добриниона? Нет. Как и многие другие, вы внимали только словам представителей светской власти.
Он замолчал, и по толпе, несмотря на страх, снова прокатился шепоток. Епископ явно намекал на барона Бильдборо, которого в городе любили и уважали.
— Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли, — продолжал он. — Ваш барон Бильдборо был прекрасным, скромным человеком, не старавшимся возвыситься над Богом. Но сейчас, друзья мои, — он поднял кулак, рукав рясы соскользнул, обнажая мощные бугрящиеся мышцы, глаза засверкали фанатическим блеском, — у нас есть возможность погрузить Бестесбулзибара и всех его злобных приспешников в вечный сон. Сейчас, слава мудрому королю Данубу, Палмарис воссияет как никогда. Мы живем на границе, мы — стражи королевства. Король Дануб понимает это и понимает также, что, если Палмарис вновь обретет свою душу, Бестесбулзибару сквозь наши ворота не пройти!
Его высокопарная речь заставила толпу разразиться
— Вы должны снова вернуться к Богу! — гремел он. — Я обращаюсь ко всем и к каждому из вас — к тебе, к тебе и к тебе! — он снова принялся тыкать пальцем. — Священник аббатства Сент-Прешес больше не будет мелкой сошкой. Нет, говорю я вам, потому что Господь открыл мне истину. И Господь внушил нашему королю отдать город в заботливые руки церкви Абеля. Теперь мы будем опекунами ваших душ. Мы будем нещадно вырывать семя Бестесбулзибара. И я покажу вам, как именно.
С каждым новым заявлением восторженные крики усиливались, но, незаметно оглядываясь, Пони видела, что это согласие с оратором укоренилось далеко не во всех сердцах. Многие протягивали к епископу руки в отчаянной надежде обрести веру хоть во что-нибудь; однако многие не проявляли подобного энтузиазма и оставались здесь просто из страха перед вездесущими монахами и солдатами.
Так продолжалось до тех пор, пока Де'Уннеро не закончил. Теперь он снова спокойно стоял на платформе со скрещенными на груди руками. Да, он был вдохновенным оратором, умел расшевелить душу. Но Пони знала истину и понимала, что, действуя якобы во славу Божью, он на самом деле преследует собственные своекорыстные интересы; или, в крайнем случае, интересы другого, но тоже смертного существа.
Однако людям-то это неизвестно, напомнила она себе, оглядываясь по сторонам. И их неведение позволит Де'Уннеро жестоко расправиться со всеми, кто не согласен с церковью. Хотя среди толпы явно витали и скептические настроения.
Теперь Пони нужно было очень хорошо подумать и найти способ открыть простому народу правду.
Отец-настоятель почувствовал легкое покалывание духовной связи, когда руководил утренней молитвой студентов. Кто-то пытался вступить в контакт с ним, используя камень души; однако попытки эти были настолько слабы, что Маркворт не сумел вычислить, от кого они исходили.
Извинившись, он передал свои обязанности брату Фрэнсису и торопливо зашагал в свои апартаменты. Поначалу он хотел пройти в заветную комнату с пентаграммой, но потом заколебался. А вдруг монах, который пытается связаться с ним, «увидит» то, что там находится?
Какие глупости, одернул себя Маркворт и громко расхохотался. Кто бы ни был этот монах, он ничтожество, просто дитя с точки зрения возможностей духовной связи. Что он там может «увидеть»? Отец-настоятель остался в комнате с пентаграммой, где всегда чувствовал себя сильнее. Стараясь не упустить сигнал далекого вызова, взял камень души и погрузился в серую пустоту. Вскоре его дух покинул тело.
Это оказался Джеховит, который уже заметно ослабел от усилий пробиться к Маркворту. Дух отца-настоятеля покинул Санта-Мер-Абель и устремился к аббатству Сент-Хонс.