Демон против люфтваффе
Шрифт:
Зажигание выключил, но мотор и так обрезало. Снижаюсь, выравниваюсь, пробую оглянуться, несмотря на адскую боль в спине и брюхе. «Хейнкели» близко, но не стреляют. Джентльмены… Если выживу, учтивость вам дорого обойдётся.
«Садимся, Ванятка. Тебе не скучно?»
«… твою… в…»
М — да, не очень-то пассажир красноречив на прощание. За миг до удара в редкий кустарник отстегнул ремень. Знаю, в теории лучше оставаться пришпиленным к креслу, но прошу принять поправку на иной метаболизм, подправленный демоническим присутствием. И так, упираюсь
Очнулся от звука близкого взрыва. Долбануло в останках «Ньюпора». Верно, бензиновые пары в опустевшем баке. Я не авиационный инженер, но и мне очевидно — чудо французской техники отлеталось.
«Мы тоже».
«Ой, я вслух подумал? Извини, если потревожил».
Комсорг ответил матом. Не прав, товарищ, объяснял же ему про греховность сквернословия. Впрочем, размах верхнего крыла у «Ньюпора» двенадцать метров. То есть грохнулись мы с шести метров, как из окна двухэтажного дома. А до этого ссыпались с шестисот. Неудивительно, что парень немного нервный. Ладно, пора заняться собой.
Я не без труда встал и избавился от парашюта. Потом забросил его в кострище, туда же полетели куртка и рубашка. Пуля зацепила почку и вышла через верхушку печени, застряв в приборной доске. Пройдёт несколько десятков минут, на спине и животе останутся лишь шрамы. Если что, испанские католики объявят меня святым, а испанские коммунисты резко потребуют материалистического объяснения. А так — две царапины, давно зажили. Дырку под штанами скрывать не собираюсь, поэтому придётся сдаться местным коновалам, пусть заодно пулю вытащат.
До аэродрома плёлся добрый час и первым делом увидел «Ньюпор» Ивана, которому пришёл капец прямо на полосе. В смысле — самолёту, виновник переполоха нарисовался тут же, с виду целый и невредимый, если не считать хромоты. Бросился меня тискать, испанцы набежали с криками: ура, недобитый появился. Наверно, я странно смотрелся со стороны, с голым торсом, в саже, с потёками крови на животе, спине и штанах. Копец моргает глазами внутри светлых пятен от очков, остальная поверхность физиономии нежно тонирована сажей.
— Вань, мы в первом же полёте оба «Ньюпора» угробили. Нас судить будут?
— Ты чо! Испанцы в восторге. «Арадо» побросали бомбы где попало, перепугались пилоты с неожиданности. Сегодня впервые за две недели ни одного убитого от бомбёжки!
— Вива авиадорес русос! — вторят ему испанцы, а тут ещё Григорьевич добавил:
— Они наперебой уверяют, что один немец задымил. Вы — герои. Не ранен, кстати?
— Малость. Что-то в заднице лишнее завелось.
Хименас и Алонсо поразились, что за обедом я ровно сел в кресло на оба полупопия. Не бывает смешных ран, любая может вывести бойца из строя. С Мировой войны известно, лётчик часто ловит пули спиной и седалищем. Работа такая. Объяснил им: нормально, царапина.
— Синьоры, мы даже в республиканскую армию ещё не зачислены. Да и не считаю вылет удачным. Вы воюете гораздо дольше. Вам и слава.
Испанцы переглянулись, изумились, потом снова «вива, русия», бокалы с вином, какие-то мужики с гитарой… Я позволил нам с Ваняткой слегка окосеть.
Солнце решительно направилось к западным горам, когда мы с Алонсо вышли покурить. Я старательно коверкал испанский язык, вставлял множество русских и ненужных слов вроде «испаньола нихт ферштейн», но в целом позволял говорить со мной на местном наречии.
— Амиго Хуан, чего форму не носишь?
Он чуть смутился. Оказывается, практически всё офицерство приняло сторону мятежников. В глазах республиканцев человек в офицерской форме — заведомый фалангист. Поэтому проще по гражданке, что он и нам советует.
В нашу беседу вклинилось стрекотание авиационного движка. Двукрылый одномоторный птиц описал круг на высоте метров шестьсот — семьсот.
— Fiat Cr.32, — заметил привычный Алонсо. — С юго — востока припёрся. Какого дьявола он тут забыл. Новичок?
Я на миг представил себя на месте молодого начинающего летуна, коим и в самом деле являюсь. Допустим, на остатках топлива тяну домой, вижу аэродром… Эврика! В темпе выгнав алкоголь из мозгов, прыгнул к ящику с дымовыми шашками, стукнул одну о каблук и швырнул на поле. Присаживайся, мол, синьор фашист, тебя здесь ждут.
Итальянец прогулялся чуть ниже, сориентировался на полосатую колбасу и аккуратно притёрся против ветра, заглушив мотор неподалёку от нас. Вылез — действительно молодой. Хименас приказал его в комендатуру увезти, а то родственники погибших под бомбами не дай Бог про макаронника узнают — здесь армагедец начнётся.
Хосе с механиком «Ньюпора», загубленного моим напарником, без спросу залезли в «Фиат», мотор завели. Радостные такие доложили: всё в порядке, боекомплект полный, нужно лишь топлива долить. Я даже не стал уточнять, как они без руководств разобрались в незнакомом иностранном аппарате. Но вижу — не лгут.
Смотрю, у Вани Копеца аж слюна потекла. Современный самолёт! Практически новый. Он попробовал забраться и приуныл — ногу расшиб капитально. А мне швы на попе не мешают. И, невольно начиная заражаться русской авиационной сумасшедшинкой, я объявил Хименасу: до темноты делаю пробный вылет, утром встречаю бомберов на «Фиате».
Уже укладываясь спать, позвал на внутренний совет шизофрению.
«Вань, тот же Хименас — куда более опытный лётчик. Может, ну его на… Пусть испанец летит».
«Ты чо! Сами справимся. Только… дай порулить. Хоть после взлёта. Можно?»
И как ему отказать?
Утром механики сумели удивить. Велел закрасить чёрные франкистские полосы, оставить машину чисто белой. А они на киле и плоскостях сокола нарисовали. Хорошо хоть не красного, для загадочности — синего. Фиг знает каких ВВС этот истребитель.