Демон против люфтваффе
Шрифт:
Я куснул крекер. Почему-то сейчас аскетизм традиционного английского чаепития вызывает откровенное раздражение. Русская и испанская иррациональная щедрость, когда дорогому гостю вываливают лучшее, не думая о завтрашнем дне, говорит о многом: для хозяев в большей мере радость накормить от пуза, чем самим нажраться. И густой трубочный дым, за считанные дни прокоптивший дом, тоже не улучшает настроения. Я курю мало, а Тельма вообще не дымит. Ставлю пять фунтов, Бадер не задумывается о таком пустяке как наши неудобства.
— Ещё хуже с красными, — продолжил разглагольствовать Даг. —
Я отодвинул чашку.
— Спасибо, Бадер. Полагаю, мне пора идти.
Он несколько смутился.
— Брось. У тебя обычный синдром фронтовика — никак не можешь вернуться с войны.
— Наверно. Я не был в плену и не имел возможности обдумать положение с разных сторон, а также лично подружиться с лучшими асами Люфтваффе. Вместо этого летал и убивал их десятками, а мои крылья и авиагруппы крушили их тысячами, этих славных парней, разбомбивших Лондон и Ковентри. С русскими я тоже воевал, но не против них, а плечом к плечу и тоже сбивал гуннов, — поправив фуражку перед зеркалом, добавил: — В одном ты прав, я не могу вернуться с фронта, и если бы не подписанный мир, продолжал бы убивать нацистскую мразь до последнего замечательного Адольфа. Спасибо за чай, Тельма. Всего доброго.
Затем мы не общались довольно долго. Бадер превратился в символ британского ультранационализма, шокируя умеренно — либеральное большинство. Написал предисловия к мемуарам Галланда и Руделя, позже добился их издания на английском языке. В общем, лёг на избранный курс и не думал с него сворачивать.
Наша следующая встреча произошла в сентябре 1950 года, когда Британия с небольшим интервалом праздновала сразу две круглых даты: десятилетие победы в Битве за Англию, приуроченное к боям над Лондоном 15 сентября, и пятилетие капитуляции Японии, с которой закончилась Вторая Мировая война. Собралось множество иностранных гостей, среди них масса американцев. Они меня основательно раздражали во время войны. Теперь же новоявленные хозяева мира бесят безмерно. Заискивающая перед ними Великобритания порой кажется не победившей, а проигравшей стороной.
Но зачем было приглашать немцев? И это под несмолкающие разговоры о прекращении оккупационного режима в ФРГ, восстановлении сухопутных сил и Люфтваффе!
Пребывание Галланда в столице, недавно подвергавшейся бомбёжкам нацистской авиации, кажется мне кощунством даже по меркам преисподней, а не только "цивилизованного мира". Однако другие наши авиационные начальники отнеслись к его появлению вполне лояльно.
Я обнаружил нациста в штабе КВВС, окружённого целым выводком генералов и старших офицеров. Адольф получил стакан с виски, воткнул в зубы сигару и принялся травить байки, воспринятые британцами как юмор дорогого друга.
— Знаете ли вы, господа, что в разгар битвы за Британию для поднятия нашего воинственного духа на всех аэродромах из каждого репродуктора гремела песня "Бомбы на Англию", сопровождаемая бешеным
— Ха — ха — ха, — дисциплинированно заржали англичане.
— А помню, летом сорок первого, когда цепляли по одной бомбе под брюхо "сто девятого", подхожу к машине и слышу — из бомбы жужжание. Механик тоже услышал, мы бросились бежать, повалились в траву. Думали, заработал замедлитель бомбы, сейчас рванёт. Минут десять валялись, потом вызвали сапёров. Они весь "Мессершмитт" облазили, нигде ничего не жужжит. И даже не пищит. Только опять подошёл — снова ж — ж-ж, — Галланд сделал страшные глаза, переместив для эффектности огрызок сигары в угол рта. — Оказывается, где-то между бомбой и центропланом завёлся шмель!
Когда стихло повторное ржание, Бадер спросил у друга Адольфа:
— Как при вашей хвалёной дисциплине ты умудрялся курить в кабине "Мессершмитта"?
— Геринг разрешил мне отдельным приказом, — Галланд обвёл глазами присутствующих. — Представьте, господа, в моём "сто девятом" был прикуриватель, как в автомобиле. Единственный такой самолёт в Люфтваффе!
"Я понял! Это ради меня".
"Что?" — не врубился Иван.
"Рихтгофен — Мёльдерс — Галлан не встретился со мной в воздухе после падения в Ла — Манш. И он решил ударить с другой стороны, перековать моего товарища. Чувствуется школа преисподней, хоть он и был там не очень долго".
"Похоже, Марк, он достиг цели".
"Да. И даром ему это не пройдёт".
Случай плюнуть им в компот предоставился по окончании международной встречи боевых товарищей. Смотрю, Даг тащит немца ко мне, рядом семенит винд — коммандер Роберт Так, тоже побывавший в плену и скорёшившийся с Галландом. У меня невольно закралась мысль, что смелый нацистский асс изо всех сил задабривал английских узников, надеясь на снисхождение после неизбежного поражения в войне. Это ему удалось.
— Знакомьтесь. Адольф, мой друг Вильям — как раз из тех, кто не может вернуться с войны.
— Мы знакомы, — он сделал чуть заметную паузу, улыбнувшись в прокуренные усы. — Так сказать, заочно. А по поводу не вернувшихся, вы зря иронизируете, групп — капитан. Я почти каждую ночь вижу в прицеле английский или русский самолёт, сбиваю, потом погибаю от огня его коллеги. Кстати, мистер Хант, это вы уничтожили Мёльдерса?
— Да, герр Галлен.
— Полагаю, не очень по — джентльменски? Дострелили повреждённый "Мессершмитт" над Ла — Маншем? — он глянул испытующе.
Сейчас пытается взять на "слабо". Я готов. Для затравки немного накалим атмосферу.
— После подвигов Мёльдерса в составе легиона "Кондор" и Герники в Испании не считаю возможным применять слово "джентльменство" по отношению к Люфтваффе.
Проигнорировал осуждающий взгляд Бадера. Ты не любишь коммунистов и выходцев из колоний, позволь мне по — прежнему ненавидеть наци. Вернусь в преисподнюю, попрошусь к ним на зону, если не отрядным, то хотя бы контролёром. Правда, желающих поработать в администрации концлагерей для дохлых эсесовцев и прочих истинных арийцев там наверняка предостаточно.