Демон против люфтваффе
Шрифт:
Искренне довольная экономией бюджета, партайгеноссе Долорес уточнила, что русские пилоты, равно как и иностранцы, должны получать ежемесячно 2500 песет жалования, независимо от количества и результативности боевых вылетов. Тут овеянный славой победителя "Юнкерса" военлёт Ваня Копец по кличке "Жуан Дьябло рохо" гордо заявил: не нуждаемся, мол, в особом отношении, хотим зарплату не выше испанских специалистов. Как не сложно догадаться, Ибаррури сочла возможным пойти навстречу славному
В общем, после митинга Ваню зажали в углу и устроили внеплановое комсомольское собрание с внесением взыскания в торец. Ему популярно объяснили, что нельзя говорить от имени коллектива, заранее с ним не посоветовавшись. "Дьябло рохо" ему поменяли на "Рохлю", а фамилию "Копец" извратили матерно, но созвучно. С тех пор только в публичных речах Пассионарии Ваня-Жуан остался "Красным дьяволом".
Воспитание Рохли я пропустил, потому что в свите главной большевички мелькнули знакомые сине-чёрные глаза.
– В том же кафе в семь. Устроит?
– Даже если на моём пути окажется вся армия Франко.
Здесь любят пышные метафоры. Тем более по дороге к кафе не пришлось прикончить даже муравья.
– Жду историю.
– Жаль, что не меня, - я подозвал официанта и сделал заказ побольше, не стесняясь снижения зарплаты.
– Только предупреждаю, в мой рассказ никто не поверит, даже вы. Но вам я докажу, остальным и пытаться не буду. Не обещаю, что вы сможете использовать его как журналистка.
Лёгкая улыбка. Что поделаешь - красавица. Как только ей не пытались пудрить мозги. Но не историей гибели на Иудейской войне и реинкарнацией в теле красного военлёта. О том, что бывший управляющий туловищем сидит тут же, наслаждается вкусом вина и практически ни слова не понимает из разговора, я умолчал.
– Потрясающе! Независимо от обещанного доказательства. Иудейская война... Это о ней писал Иосиф Флавий?
– Браво! Не многие из современной молодёжи знают его имя. Вы получили классическое образование, синьорита?
А то как же. Потом хорошая девочка из добропорядочной семьи влюбилась, сбежала с марксистами, разочаровалась в отдельно взятом революционере, но не в единственно верном учении.
– Моя история обычная, - скромно оценила себя Мария.
– Ваша же...
– Сальвадор Дали отдыхает. Для доказательства мне нужна подушка.
– Постель?!
– Не надо торопить события, сеньорита. Подушка заглушит выстрел из "маузера".
– Вы сумасшедший?
Я оглядел кабинку. Непродолжительную демонстрацию в стиле ню вряд ли увидят из общего зала. Расстегнул рубаху и показал шрам
– Это выходное отверстие, крупнокалиберный пулемёт истребителя "Фиат", память о первом боевом вылете. В почке - входное. Будете смотреть?
Она зажала рот пальцами. Бесконечно готов смотреть и на губы, и на пальцы - не нужно заслонять одно другим.
– Я прострелю себе что-нибудь на ваших глазах. На ваш выбор, только не голову.
– Вы... вы хотите сказать, что бессмертны?
– Нет, наоборот. Я умер девятнадцать веков назад. И с тех пор никого не любил. Пока не встретил вас.
На улице я завёл её в первый попавшийся подъезд шестиэтажного дома, отворил первую же сломанную дверь, где порезвились мародёры. Никого, только выдвинуты ящики из столов, открыты шкафы. В спальне аккуратно, видно - как и при хозяевах.
– Не надо!
Не знаю, что конкретно имелось в виду в этот момент.
– Я обещал. Предпочитаю сдерживать обещания.
Снял куртку и рубаху, повернулся на секунду к ней спиной. Держу пари, не преминула глянуть на пулевой шрам. Достал и взвёл подарок Алонсо.
"Бли-ин! Больно же будет!" - взвыла шиза.
"Да. А как иначе произвести впечатление? Сиди, зритель, и учись".
Выбрал самую мелкую подушку, положил левую руку на прикроватный столик. Мария зажала уши перед тем, как "маузер" хлопнул.
От вида крови она побледнела. Только этого не хватало! Ничего, справилась.
– Вот и всё, ранка затянулась, к утру останется застарелый шрам. Пулю можете сами извлечь из столешницы.
Я показал дырявую подушку. Из маленькой почерневшей прорехи выглянуло перо.
– Отопление выключено, с вашего позволения я растоплю камин. Нам есть ещё о чём поговорить, верно?
Через час она задала два вопроса.
– Странно называть тебя Муэрте. Как твоё имя на самом деле?
– Старший лейтенант Иван Бутаков. А, настоящее... Я не произносил его больше тысячи лет. Марк Луций.
– Скажи, Марк. За что тебе дали две тысячи лет?
Ванятке, своему альтер-эго, не ответил. А прекрасной женщине, что лежит рядом под одеялом, отказать сложно.
– Человека убил.
– Одного?
– Многих. Шла война. И до войны отнимал жизни, не терзаясь угрызениями совести. Служба, знаешь ли. Но одного совсем нельзя было убивать. Хоть он и так умирал.
Редчайшее явление - женщина больше не полезла с расспросами. Почувствовала, что не нужно. Мне исключительно повезло с ней.
Мы встречались не часто, в среднем раз в неделю. Мария нашла цивильную квартиру неподалёку от аэродрома, с ключами. Видно, её оставил кто-то из знакомых беженцев.