Демон тринадцатого месяца
Шрифт:
Теперь он знал, кто добрался до него. Только Царедворец мог позволить себе роскошь умыкнуть не угодившего ему императорского сподвижника из-под носа его величества, не считаясь с распоряжениями и приказами владыки Поднебесной. Знает ли об этом император? Похоже, что нет, ведь Главу банально похитили. Царедворцу от него что-то очень нужно и он Глава — основная фигура его очередной гнусной интриги.
Царедворцу уже давно была нужно от Главы одно — его гибель, чтобы он исчез с лица земли вместе с кланом Северного Ветра. Значит ли это, что его тайно казнят?
Пока Глава раздумывал, он пытался осмотреться,
Он потерял счет, сколько раз засыпал и просыпался мучимый холодом и голодом, чувствуя, что все больше слабеет и вновь впадал в болезненную дремоту. Когда окончательно уверился, что погребен и позабыт в этом склепе, тяжелая решетка, со скрежетом отворилась и узник чуть не ослеп от рассеянного света тусклого фонаря.
Два вошедших тюремщика, похожие на адские тени, подхватили ослабевшего Главу, бесцеремонно потащили из темницы, мимо открытых нор и клеток, где томились узники. Его приволокли, судя по пыточным орудиям, в комнату дознания и бросили на грубо сколоченный табурет перед столом, на котором горела свеча в глиняном подсвечнике, погребенная под толстым слоем восковых натеков, вызвав вялый интерес у ослабевшего узника, что для него стало сродни хоть какому-то развлечению. Появился тощий узкоплечий дознаватель, в одежде чиновника управы по особым делам нижнего ранга с постоянным выражением подозрительности на лице и темным скользким взглядом узких глазок. Не дожидаясь его вопросов, Глава спросил:
— Что с моими людьми?
У него была надежда, что кому-то из них повезло избежать гибели и скрыться.
— Молчать! — рявкнул дознаватель, чуть не сорвав голос, что никак не дотягивал до грозного рыка. — Здесь ты никто и не имеешь права открывать рот без моего позволения! Отныне у тебя есть лишь одно право — отвечать на мои вопросы.
Именно за эту провинность Главу для начала, привязав на деревянной крестовине, жестоко высекли. После избитого Главу вернули в его холодную нору. Немного придя в себя, он отметил, что никакого обвинения ему не было предъявлено, просто пытались унизить, сломить его волю мучениями, как следует напугать. Все разъяснилось для него этим же вечером.
Сначала он различил звуки шагов в дальнем конце тюремного коридора, потом показался слабый смазанный отблеск фонаря. И вот к его решетке подбежал тюремщик, суетливо завозившись с запором. Дело пошло быстрее, когда к нему вальяжно подошел рыхлый человек в высокой шапке евнуха из темной кисеи и поднял фонарь. А после к решетке приблизился тот, кого Глава меньше всего хотел видеть. Пока тюремный служка понукаемый недовольным взглядом евнуха, неловко отпирал массивную решетку, вельможный старец потирал ладони пытаясь согреться. Наконец служка с поклоном распахнул перед ними низкую дверцу.
Войдя
Вельможа с брезгливой надменностью оглядел обледеневшие подтеки на стенах и похожую на черный иней налет плесени, как и сидящего на прелой соломе изможденного узника в окровавленных лохмотьях, гадая, почему столь слабый здоровьем Глава до сих пор еще жив. Было заметно, насколько узник ослаб и измучен, но, кажется, так и не сдался, находясь в безнадежном и плачевном состоянии. Он так и не шевельнулся при виде своего вельможного врага и на него тот час коршуном налетел оскорбнный евнух, отвесив измученному Главе пощечину.
— Как смеет подлый изменник, проявлять столь наглую непочтительность?! Встань на колени и поприветствуй его светлость как подобает!
— Оставь, — поднял сухую ладонь вельможа, остужая пыл своего слуги.
— А… вы так любезны, что сами потрудились принести вино, дарованное императором? — иронично прошептал узник простужено, глядя на Царедворца запавшими глазами с горящей от пощечины щекой на которую не обратил внимания.
— Ах ты, наглец! — вновь замахнулся разъярившийся евнух.
— Выйди, — велел вошедшему в раж слуге вельможа.
И недовольному евнуху, сгоравшему от любопытства, пришлось подчиниться. Какое-то долгое мгновение Царедворец и узник смотрели друг на друга. Узник устало, без всяких переживаний на счет своего унизительного состояния.
Вельможа смотрел со спокойным торжеством человека уверенного в том, что по-другому и быть не могло. Всегда больно падать с тех высот, на которые возносит императорская милость, но каждый должен знать свое место. Если бы Глава клана это знал и не дерзал переходить дорогу его могуществу, то может быть Царедворец до сих пор позволил оставаться ему на тех высотах.
Глава молча ждал, не собираясь начинать разговора, ради которого заявился в это отвратительное место его враг. Ничего хорошего этот визит ему не принесет. Царедворец лишь унизить своим торжеством и продлит его мучения, сделав их изощреннее и невыносимее. Так и вышло.
— Тебе уже известно, что твоего клана уже не существует и спасения тебе ждать неоткуда. Император больше не видит в тебе надобности, без своего архива ты бесполезен для него.
— Почему я должен верить тебе? — прохрипел Глава. Его лоб покрыла холодная испарина, но выражение лица не изменилось, не выдавая ни страха, ни других чувств.
— Верить мне или нет, дело твое, — устало отозвался Царедворец, зябко поежившись. — Прошлой ночью клан Северного Ветра перестал существовать. Дабы добраться до твоего пресловутого архива, люди Тайной канцелярии разломали стену твоего кабинета, пока Каменные псы вырезали Поместье, равняя его с землей. Надо отдать тебе должное ты хитро устроил архив, что канул в бездну на глазах моих людей.
Говоря это, старый сыч не сводил цепкого взгляды с помертвевшего лица узника. Он побледнел так, будто его накрыли саваном, глаза запали, черты заострились. Пусть он не произнес ни слова и не рвал на себе волосы, но и этой его ироничной улыбки больше не было.