Демон во плоти 2
Шрифт:
Но о важной особенности обитателя этого, гульфика, надо и новым читателям кое-что объяснить.
Дело в том, что другой герой нашего романа, демон, как уже можно было догадаться, был призван и вселен в тело юноши в результате очень необычного ритуала. Однажды в грозовую полночь, чтобы внешнее оформление соответствовало значимости события, наш герой, в компании чрезвычайно любопытной и крайне амбициозной дамы, проводил не очень понятный ему, но весьма приятный ритуал совместного чтения одной старой книги. Пикантный нюанс заключался в том, что юноша был студиозом академии магии, а женщина – его
И вот в самый разгар этого действа является муж этой деканши. Так всегда и бывает. История и автор умалчивают, почему деканша не могла прочитать эту книгу одна или воспользоваться услугами законного супруга, который, надо заметить тоже был деканом, правда другого факультета, но для проведения ритуала прочтения, она выбрала нашего парня. Который, получив необычное предложение, подумал: «черт, а почему бы и нет?!», согласившись таким образом оказать настойчивой даме посильную помощь. Как говорится: «Если женщина что-то просит, то надо ей это дать. Иначе…». В общем, все равно получилось иначе.
Мужа можно понять. Решишь вдруг именно этой ночью поискать рецепт от бессонницы в библиотеке академии, а тут такие дела! К чести последнего, он сумел сдержать себя в руках, хотя это было не просто, зная специфику его факультета. Он не убил парня на месте и не шарахнул в гневе обоих библиофилов цепной молнией или чем-то вроде. Хотя, без сомнения, мог, поскольку возглавлял факультет боевой магии. Но ритуал был прерван, а означенный студиозус незамедлительно вылетел из академии без порток и без права восстановления.
Но последствия прерванного ритуала не заставили себя долго ждать. Проснувшись по утру, парень обнаружил, что теперь он плывет по жизни не один. А с очень беспокойным пассажиром. И попутчик этот – натурально Демон Во Плоти. Самый Настоящий Демон. В Его, черт побери, Плоти! И зовут его Маркус. Да, а парня этого тогда звали Марк. Марк Симмонс.
В довершение всего, на столе у парня оказалась почти любовная записка, подписанная некой «А» и намекавшая, что было какое-то продолжение этого их «прочтения». А еще рекомендательное письмо со вторым шансом на поступление в Академию. Но был нюанс.
Внешность парня чудесным образом изменилась и называться теперь ему, дабы сохранить инкогнито, надлежало Корнелиусом Альба. Такие дела.
Но не будем пересказывать всю предыдущую книгу, сосредоточимся лучше на настоящем повествовании.
А потому вернемся к гульфику. Вернее, к его содержимому и объясним наконец странную походку парня. Маркуса, в силу его демонической природы, почище магнита тянуло к любой, хоть сколь ни будь миловидной даме. А вслед за ним тащило и это двуногое недоразумение, как он считал, болтающееся на другом его конце. Маркус был убежден, что главный в их иерархии – он. И приводил этому массу убедительных доказательств, начиная от близости собственного осознания и мироощущения к центру тяжести данного тела, до безусловно главного инстинкта всех живых существ к продолжению рода. Споры их на эту тему шли постоянно и заканчивались то длительным бойкотом, где мнение парня вообще не учитывалось, то утонченными философскими конструкциями, вроде воли Всевышнего, даровавшего Ему, демону сладострастия, Миссию сохранения и преумножения рода человеческого для сохранения вида и
– Так что же мы ищем? – не выдержал наконец Маркус, когда на очередную его попытку заглянуть под юбку смазливой горожанке, Корнелиус вновь решительно поменял направление. В отместку он резко дернулся вниз, отчего парень, чуть не споткнулся и замахал руками, пытаясь удержать равновесие.
– Маркус, сколько раз я должен тебе объяснять, что мне не нужны приключения с чьими-то дочерями, сестрами, женами, мамами, бабушками и так далее. И не тормози меня так резко! – яростно зашипел Корнелиус, пытаясь сдвинуться с места.
Это было нелегко, так как Маркус, действительно чисто физически находясь ближе к центру тяжести его тела, чем мозг самого Корнелиуса, имел более короткое плечо доставки нервных импульсов. Да и плоть этого тела, обретшая демоническую силу, сама по себе теперь представляла отнюдь не маленький рычаг воздействия. Но хвататься на людях за него руками чтобы повернуть в нужную сторону, Корнелиусу было как-то неловко
– А ты не сбивай меня с курса! – огрызнулся демон. И оживился: – Ты вот сказал: «и так далее»? А кто у вас идет после бабушек? Эй, ты, же сейчас не о некромантии? Ожившие покойницы дурно пахнут.
– Некромантия у нас под запретом. А после бабушек идут прабабушки, прапрабабушки и так далее.
– Ой, да ты шалун! – хохотнул демон – «И так далее»!
Юноша, почувствовав, что тот расслабился, тут же сорвался с места, ускорив шаг, но продолжая их, неслышимый для других, разговор.
– Да ну тебя! – сказал он и поскреб щетину на скулах и подбородке, которая странным образом не прибавлялась, сохраняя перманентно-харизматичную трехдневность. – Слушай, а помнишь тот сыр, который мы нашли в карцере академии? Ну, когда меня туда засунули из-за Чувасика?
– Вообще-то это НАС засунули! – уточнил демон, крайне щепетильный в вопросах своей суверенности и доминирования. – Такое забудешь! Вылупить из яйца обычной курицы василиска, чтобы доказать идею эволюционной мутации, было, мягко говоря, плохой идеей. Если не сказать, ужасной. Хотя мне понравилось выражение лица профессора Грейштейна. Как он остолбенел и побелел! Ты же слышал все эти страшные истории о том, как василиск запросто превращает целые города в пустыню, а людей в каменные статуи? Неудивительно, что тебя с твоим птенцом тут же отправили в изолированный от магии карцер.
– Чувасик не такой! Ты же знаешь, что если он кого и может превращать в статую, то только меня. – заступился за фамильяра Корнелиус.
– Ага. А заодно и меня, коль скоро я от тебя неотделим. – проворчал демон. – Ладно, продолжаем разговор. Чего вспомнил эту историю? Вроде разрешилось все тогда. Даже инквизитор был вынужден признать, что твой фамильяр не опасен для окружающих.
– Да, это так. – Корнелиус невольно поежился, вспомнив ледяной взгляд Валентина Даркмора и потер запястья, еще хранящие память тяжелых оков. – Нам повезло.