Демоны без ангелов
Шрифт:
– Да, я Анна Филаретовна Иркутова, его семья мне родная, я его родителей знала, и сестер его старших знаю, и его с малолетства растила – и бабка, и нянька, и церковная служка. Значит, отпускаете? Слава тебе, господи, разобрались наконец.
– Мы пришли взглянуть на фрески Марии Шелест, она ведь тут у вас церковь расписывать подрядилась, – сказала Катя.
– Не успела. Приходила сюда, свет смотрела. Потом эту стену начала готовить. Вроде как по сырой штукатурке расписывать хотела. Теперь там все высохло, мы не трогаем, вон куском целлофана я завесила. А
– Много у вас тут еще уборки после стройки, – Катя огляделась.
– Не освящали пока церковь, кресты вон никак не установят. С июня все ждем.
– А почему так долго?
– Фирма, что церковь строила, на попятный пошла.
– Фирма? Я думала, это город церковь строил. – Катя не подала и вида, что в курсе.
– Город, скажете тоже, они и пальцем не шевельнули. Вот пустырь в конце улицы выделили. Фирма-спонсор нашлась, видно, в страхе божьем живут, бизнес свой ведут. Захотели порадеть ради общего блага. Деньги дали на строительство, сами нашли и строителей, и архитектора заказали. Специально, чтобы сынок… то есть отец Лаврентий служил тут в приходе.
– А в чем же загвоздка тогда? Отчего они не заканчивают строительство?
– Оттого, что строили они все по согласованию с отцом Лаврентием, с условием, чтобы он здесь служил, а приход этот в ближнем Подмосковье. Сложности возникли, приход этот забрать хотели, а отца Лаврентия в другой приход направить. Далеко-далече. Вот фирма сразу и приостановила строительство – пока церковь не освящена, это просто здание, и оно им принадлежит, хотя участок земельный городом епархии выделен.
– Действительно сложности, – Катя кивнула. – Ну, будем надеяться, что все скоро нормализуется.
– Все, да не все, – Анна Филаретовна глянула на часы. – Сегодня, значит, отпускают его. Чего ж держали столько времени невиновного?
Катя хотела ответить: ведь он сам пришел к родителям Маши и признался в ее убийстве! Но тут со двора послышался какой-то звук – Кате показалось, что кричит какая-то птица, настолько он был резким, странным.
– Ох, господи, святый боже, – Анна Филаретовна, сразу забыв и о них, и о швабре своей, заторопилась к выходу, припадая на одну ногу.
Однако никаких птиц – кур, индюшек, гусей, вырвавшихся из птичника, – во дворе не обнаружилось.
Посреди двора стояла молодая женщина – в тапочках на босу ногу, в небрежно завязанном на талии халатике и простоволосая. В руках она держала старенького плюшевого мишку. Она быстро обернулась и впилась глазами в Катю, а потом взгляд заскользил, куда-то уплыл. Светлые глаза лихорадочно шарили по двору, кого-то ища.
– Ну-ну, Лиза, ты чего? Зачем из дома без меня вышла?
– Душно там.
– Я ж тебе окно в садик открыла. Там цветочки красивые, – Анна Филаретовна, припадая на ногу, хромая, заковыляла к Лизе.
Катя разглядывала жену отца Лаврентия. То, что о ней говорил Яков Ямщиков, – чистая правда. Психически больная.
Словно почувствовав на себе чужой взгляд, Лиза подняла голову – бледная, почти безбровая блондинка, она походила
Внезапно в глазах ее появился лихорадочный блеск и что-то недоброе. Прижимая к груди своего плюшевого мишку, она ловко увернулась от Анны Филаретовны, и вдруг в руке у нее возник перочинный нож.
– Отнимите у нее это, она поранится! И медведя, этого чертова медведя отнимите у нее!
Это воскликнула Анна Филаретовна, а Лиза – жена отца Лаврентия – издала горлом совершенно невообразимый звук – тот самый птичий клекот – и вонзила лезвие ножа в брюхо плюшевой игрушки, вспарывая его сверху донизу, вырывая оттуда жадными пальцами клочки ваты и поролона.
В следующую секунду Федор Басов был рядом с ней. С удивительной для своего громоздкого тела стремительностью и силой и вместе с тем очень мягко и бережно он обезоружил ее, выхватив из скрюченных пальцев перочинный ножик.
Распоротый мишка упал на асфальт. Анна Филаретовна подхватила Лизу, тело которой начало как-то странно выгибаться, запрокидываясь навзничь.
– Она ревнует, уходите! Она ревнует, все рвет, все режет, все калечит, сладу с ней нет, никакие уколы не помогают, – крикнула она, оборачиваясь через плечо и таща упирающуюся Лизу к дому.
Они скрылись, дверь захлопнулась. Катя нагнулась, подняла изуродованную игрушку.
Все режет, все калечит… ревнует…
Вот они и встретились с Лизой, женой отца Лаврентия. А чем это тоже не версия? Ради кого священник мог рискнуть своей свободой, как не ради больной жены? Психически больная способна убить. В том числе из ревности.
«Демон» – каким тоном он произнес это, каким странным тоном. Похожа ли его ненормальная жена, на которой, по словам Ямщикова, его женили обманом, на демона?
И где же тот бледный ангел, что померещился сначала?
Федор Басов ткнул пальцем в брюшко медведя. Среди клоков поролона, торчащих из «раны», можно было заметить старые швы на плюше – следы многочисленных разрезов уже неоднократно штопали черными нитками. Катя нагнулась и посадила искалеченную игрушку на крыльцо дома священника, прислонив к верхней ступеньке.
Глава 17
Серебряная линия
Внизу слышались голоса. Юристы и ведущие сотрудники «Веста-холдинга» только что покинули зал совещаний и перешли в гостиную на третьем этаже.
Владимир Галич совещание проигнорировал. Он сидел у себя – когда-то в этом кабинете работал его отец. Здесь, в старом особняке на Малой Ордынке. Особняк купили, когда стены его разрушались, отремонтировали, отреставрировали, декорировали, украсили и надстроили четвертый этаж сплошь из стекла. Старинный купеческий особняк в результате превратился в странное здание – верхняя и нижняя его части жили своей собственной жизнью. Здесь, в Замоскворечье, среди невысоких домов и покатых крыш стеклянный верхний этаж напоминал рубку океанской яхты, плывшей среди моря житейского в лабиринте переулков и чугунных оград.