Демоны без ангелов
Шрифт:
– Это скверно.
– Давно болеет, с самого рождения. Орет все время, писается. Вонючая, сумасшедшая идиотка. Я хочу, чтобы она умерла.
– Шуша!
– А ты красивый как бог. Я вот уже полгода не знаю, что с собой делать, потому что ты… Я вас люблю, Эдик.
Такого он явно не ожидал. Он даже отступил. Ей показалось, вот сейчас он повернется к ней спиной – странной нескладной дурочке, не умеющей ни кокетничать, ни флиртовать, ни очаровывать, а лишь пороть всю эту чушь, повернется и уйдет. Покинет ее навсегда. Как же такое можно допустить?
Она бросилась к нему,
Это называется вешаться на шею. Мать это так называет – вешаться на шею первому встречному. Пусть так. Он не первый встречный – он принц Фортинбрас.
– Шуша.
– Не уходи, пожалуйста.
Она поцеловала его, отыскав губами его рот.
– Не уходи от меня.
Его руки коснулись ее спины, его тело напряглось.
– Девочка, тебе не рановато шутить такие шутки?
Она не отпускала его, тыкаясь как слепая губами в его губы, подбородок, горло, плечи. Ее рука скользнула вниз к его бедрам, шаря, расстегивая.
Он уже был готов, когда она поняла это, то приникла к нему еще плотнее, ощущая под пальцами его горячий твердый член. Она снова нашла его губы, мазнула по ним языком, а затем начала его ласкать.
– Тебе не рано шутить такие шутки со мной?
Она не ответила, пряча свое пылающее стыдом лицо у него на плече. Но рука ее делала свое дело – сжимала, гладила, двигаясь то быстрее, то медленнее, подчиняя своему ритму, зажигая тот огонь, который уже нельзя погасить.
Они покачивались, тесно прижавшись друг к другу, словно в танце, на фоне гигантского балетного зеркала. Вот он глухо вскрикнул и зажал ее кисть в своей руке. И она почувствовала у себя в горсти горячее и липкое.
Из них двоих кончил лишь он один. Но дышали они оба как запаленные кони.
Она не смела поднять на него глаз. Трепеща от стыда и страха, что каждую минуту сюда в танцевальный класс кто-то может зайти и застать их. Но не было сил оторваться от него, разомкнуть объятия.
И он, принц Фортинбрас, тоже освобождаться не спешил.
– Мне хорошо.
– Да.
– Мне с тобой хорошо.
Шуша наконец-то отважилась, заглянула ему в лицо. В его глазах – как дымка – наслаждение.
– Кто тебя таким штукам выучил?
– Я не знаю. Никто.
Она хотела отнять свою руку, испачканную его спермой, и вытереть. Только вот чем… Но он не позволил. Сжимая ее руку, он поднес ее к своим губам.
– Я вас люблю, Эдик.
Он поцеловал ей руку, а потом, стиснув ее в объятиях так, что у нее затрещали все кости, поцеловал в губы. Сам, по-мужски.
У Шуши сразу подкосились ноги.
– Надо подумать, что мы будем теперь с этим делать, – сказал Эдуард Цыпин. – Сколько тебе лет, а?
– Восемнадцать.
– А я решил, что ты несовершеннолетняя еще, – он пальцем поднял ее лицо за подбородок. – И что же мы теперь будем делать – ты и я, а?
Она смотрела на него так, что он понял: она разрешает ему решать за себя. Делать все что угодно, только бы быть рядом.
Глава 15
Из непроизнесенной проповеди отца Лаврентия
При задержании отца Лаврентия после его необъяснимой
При освобождении из ИВС все личные вещи, в том числе и мобильный телефон, священнику вернули.
Вполне житейская ситуация.
(Вставить подходящую цитату)
Вот пришел человек с грузом грехов и, обращаясь к моему сану, невзирая на мой молодой возраст, попросил у меня совета.
Как быть? В годы учебы мы разбирали множество житейских ситуаций. А эта история проста – плотский грех.
(Вставить подходящую цитату)
Человек прожил без малого пятьдесят лет и имел семью: жену и двух дочерей. Имел достаток, хорошую должность, уважение и почет. И все это разом потеряло смысл, потому что он встретил другую женщину. Молодую и красивую.
Все это сказал он мне, прося совета, как быть. И предупреждая сразу все мои советы, объявил, что расстаться со своей молодой любовницей он не в силах. «Таких советов, отец, лучше мне не давайте, потому что я их не приму».
Да я и сам не любитель давать советы на ветер.
Что это – гордыня моя? Или инстинкт самосохранения?
Во время экзаменов в семинарию мы по вечерам проходили хозяйственное послушание. Тяжелая мужская работа – перекапывали землю, разгружали кирпичи. Работали в академическом саду. Трава росла там густая и жесткая, и нам выдали серпы, чтобы мы ее аккуратно срезали. И я спросил наставника: почему серпы? Ведь это так трудно – жать, согнувшись в три погибели. А любая газонокосилка сделает эту работу за пять минут.
Наставник ответил: да, так намного легче. Ты ищешь легких путей?
Сейчас бы я взял тот серп без всяких вопросов.
(Вставить подходящую цитату)
Итак, тот человек – зрелый и умный – не захотел принять от меня самого легкого, простого и правильного совета.
Я попросил его рассказать о себе. И он сообщил коротко, что прожил с женой двадцать лет, имеет дочь восемнадцати лет, старшую, и младшую дочь шести лет – больную от рождения. Что жена, поглощенная заботами о больном ребенке, давно уже не уделяет ему внимания как мужчине и мужу. А он здоровый крепкий мужик и не считает свою жизнь конченой. Он встретил девушку и испытал к ней сильнейшее физическое влечение. То есть любовь.
И не сумел, видимо, это скрыть, так как жена догадалась.
Вслух они об этом не говорят. Но знают. Каждый знает, что другой тоже знает. И это угнетает.
Они живут в одном доме, под одной крышей в достатке и изобилии. И вот он просит у меня, приходского священника, совета – как быть? Как разрубить этот гордиев узел?
Развестись с женой, полностью ее обеспечив материально, и жениться на своей юной избраннице?
Раз нет любви, так гораздо честнее.
Я спросил его: это ваш выбор? Он сказал, что думает над этим. Я спросил его: а как же ваши дети?