Демоны Хазарии и девушка Деби
Шрифт:
До того, что должно было что-то случиться, в воздухе пролетел другой кинжал и вонзился в шведа, бросив его на руки стоящих сзади товарищей, истекающего кровью.
Все вскочили со своих мест.
Песах швырнул кинжал и убил шведа.
Тита закричала, приподнялась и впервые увидела Песаха.
Глава пятидесятая
Свидетельство Песаха: «Мы тут же встали рядом – лагерь против лагеря. Было ясно – это война. Но я все еще был потрясен поведением викингов. С каких это пор? Это был первый раз, насколько мне было известно, что викинги
Тогда я еще не знал, что в лесных областях, прилегающих к северной границе, начался захват наших земель, что вот уже два года скачет их князь и провоцирует славянские села: «Не платите налоги хазарам!», и что он захватил оставленное хазарское село Куйяба, дав ему название – Киев, превратив его в город и поселил там славян.
Это были те самые несчастные славяне, села которых наказала армия хазар за неуплату налогов по приказу шведского князя.
Не знал я всего этого. Сообщения движутся медленно в нашей империи. Правда в том, что географ знал намного больше, но ничего не рассказывал до того мига.
Мы встали друг против друга, после того, как я сразил того наглого шведа, географ закричал: «Ты что сделал? Ты что, не знаешь, что эти викинги уже не рабы иудеев, как было раньше? Ты не знаешь, что они стали опасными?» Он побежал к ним и начал ныть: «Я не принадлежу к ним, я мусульманин, я посланец халифа из Багдада, они лишь сопровождают меня. Я оплатил им несколько дней»
Но никто не обратил внимания на его причитания, шведы оттеснили его назад, за их спины, и один из них поднял с его головы тюрбан и осмотрел перо.
«Бери себе это, бери, пожалуйста», – дрожал мусульманин, вызывая во мне отвращение.
Они стояли против нас, около десяти человек. К ним набежали рабы, повара, и каждый держал что-то в руке. Так, что против нас выстроилась стена числом в пятьдесят дикарей. Если говорить о безвыходном положении, таким оно и было. И я привел к этому положению.
Я не испытывал страха. Я был воспитан с детства, что эти норманны послушны нам. Мы – господа. И они явно чего-то побаивались, словно говорили себе: «В какую ловушку попали мы». Просили от своих богов совета. Несмотря на огромное преимущество, они не трогались с места.
Мы тоже не трогались с места. Обычно мы прорывались через толпу врагов с криком: «Немедленно разойтись!» И это было достаточно. Но что-то указывало на то, что здесь все по-другому.
«Мы хотим только его», – закричал кто-то из них и указал на меня. Вы можете идти, а он заплатит нам. Мы его прикончим».
Такой стиль разговора настолько достал нас, унижая нашу честь, что больно было его даже слушать.
Товарищи мои обнажили мечи. Шведы отступили при виде этой картины. Традиция поколений, подчинявшихся евреям, сделала свое. Вообще-то их предложение не лишено было логики, но
«Убирайтесь отсюда, – закричал я, – еще одно слово, и мы сожжем всю вашу стоянку и все товары на складах. И больше нога ваша не ступит сюда».
Некоторые из них заколебались и потянули за рукава стоящих впереди.
«Нет, иудей, – закричал один из шведов, – кончились дни, когда мы выполняли каждую вашу прихоть. Наш князь создает нашу империю в ваших границах, и наши торговые стоянки на реках Хазарии отныне мы сами будем защищать. Да здравствует варяжский князь!»
Редкие крики поддержки раздались из толпы.
Я чувствовал, что дух боя убавился, и можно будет найти выход. Достаточно было, чтобы кто-либо из нас сказал грозным тоном: «Мы уходим, но вернемся» или что-либо иное, говорящее о почетном отступлении. Крикнули бы они нам вслед несколько ругательств, выказывая свое мужество после того, как мы отдалимся.
Но я знал, нельзя отступать перед этим бунтом. Не только мы четверо, вся Хазария была бы унижена. И ни за что я не мог дать им убить девушку.
Мне не надо было быть первым, все три моих товарища ринулись на них. Часть из шведов тут же отступила, но десять, примерно, стояли твердо, а трое бросились ко мне, пытаясь завести мне руку за спину.
Викинги отличные воины, это мы все знали. Но никогда они не решались применить силу против иудеев.
Но и мы умеем неплохо воевать, и наши воинские занятия были не зря. Я убил сразу же одного, затем еще двоих. И неожиданно, уже собираясь напасть на четвертого, увидел, что остался один в поле боя.
Трое моих товарищей лежали на земле ранеными, на одном из них верхом сидит швед, и топор его направлен на горло. Из реки снова поднялся дьявол Самбатион, глядя на нас и на бой между нами и викингами. Какая-то неожиданная сила вошла в мою руку, поднялась к кончику меча, и взгляд беса вперился в мои глаза. Я поднял меч, и он потянул мою руку с невероятной мощью и отсек голову шведу, стоящему передо мной.
Именно, сам меч снес ему голову, как бы без моего вмешательства. Голова его в рогатой каске покатилась по земле, а меч потянул меня к двум испуганным шведам. Те подняли стулья, чтобы защититься, отшвырнули свое оружие и бросились наутек.
Теперь мы стояли – я и мой меч, а вокруг меня шведы, тяжело дышащие, и взгляд мой пронзал их насквозь. Трое моих товарищей все еще лежали у моих ног, и над ними шведы, не отрывающие от меня взгляда. Они что-то забормотали на своем языке и тоже убежали.
«Идем, Тита», – приказал я.
Я видел, что она встала, удивленная, и села на коня за моей спиной, опустив голову, как проданная рабыня. Лишь тут я услышал воющие голоса преисподней. Голоса ныряли, всплывали, беззвучно звучали в моей голове, и я понял, кто дал силу моему мечу.
«Не-е-ет!» – закричал я до того, как меня схватит дьявол Самбатион и его подручные, и бросился к реке, швыряя в них камни.
Дьявол Самбатион посмотрел на меня и сказал: «Я защищаю Хазарию». Голос его был подобен шуму водопада. После чего он нырнул в реку и исчез. Вместе с ним исчезла и сила меча.