Демоны Микеланджело
Шрифт:
Микеланджело неприметно выскользнул со двора в дом, поднялся в рабочую комнату покойного Филиппе, вынул из бюро чернильницу, листок бумаги, быстро покончил с письмом к городскому подеста, затем, покусывая кончик пера, написал еще одну записку, которую запечатал собственной печатью. Оба послания он вручил фра Пьетро с просьбой без промедления доставить адресатам.
Присоединившись к прочей публике, убедился, что белый мулл увез святого отца достаточно далеко, пригибаясь и таясь за живой изгородью, вернулся обратно в соседний особняк, оглянулся и тихо, как вор, исчез за дверями кухни.
Судьба
Некто снова опередил его.
Человек без лица и имени. Демон во тьме.
Весьма разочарованный, Микеланджело нацедил из винной бочки полный кувшин, не зажигая огня расположился на кухне и стал размышлять. Кто-то из них двоих допустил ошибку. Остается выяснить кто — он либо отец Джироламо?
Итак, Некто пытался исцелить умалишенного, склонного к приступам агрессии, счел лечение успешным, освободил больного от цепей и колодок, затем отпустил его. Но сумасшедший оказался весьма опасен — удавил несколько молодых людей. Возможно, такова была природа его безумия или несчастный всего лишь воспроизводил то, что наблюдал в богадельне — удушение с целью остановить припадок агрессии. Горе-лекарь понял свою ошибку и остановил безумца самым действенным способом: лишил его жизни. Тело он выкрасил белилами и выставил таким образом, чтобы оно было обнаружено, но никак не указывало на своего убийцу.
Отец Джироламо считает, что лекарем-убийцей была аббатиса-картезианка. Микеланджело вполне допускал, что в богадельне при картезии, где содержат слабоумных женского пола, могли тайком призревать молодого человека, особенно если он попал в монастырские стены ребенком. Его смущал вовсе не пол пациента, а качество лечения. Матушка Мария достаточно крепкая и решительная особа, чтобы в чрезвычайных обстоятельствах схватить собственный орарь и затянуть на чужой шее достаточно крепко. Его смущало другое — качество лечения. Аббатиса была умелым лекарем, в этом скульптор убедился на собственной шкуре. Маловероятно, чтобы она ошиблась при оценке состояния умалишенного.
Значит, ему нужен был другой лекарь — человек, который может ошибиться, определяя болезнь, спутать дозировку лекарства или выбрать неподходящий метод лечения. Попросту говоря — ему нужен плохой врач!
Отпив вина, синьор Буонарроти подпер рукой отяжелевшую голову — негодящий доктор! Есть над чем задуматься. Это хорошего врача найти сложно, а плохих во Флоренции — пруд пруди, плотину ставь! Университет каждый год выпускает на улицы по два десятка ученых докторов в коротких мантиях и шапочках, кроме того, медицинская гильдия продает разрешения на практику всем, кто готов заплатить за право добавлять к собственному имени «маэстро».
Кувшин опустел, чтобы наполнить его, Микеланджело пришлось снова спуститься в подвал. Он уже шел обратно, придерживаясь
Его свободная рука сжалась в кулак и готова была нанести удар, если чудище бросится на него. Черные лапы потянулись к нему, вцепились в кувшин и выдохнуло:
— Синьор каменотес? Это правда, вы?
Перед ним стоял кучер, против обыкновения он был практически трезв.
— Остолоп! Чтоб тебя псам в куски разодрать! Я едва не пришиб тебя насмерть!
— Гы-гы… — темнота прикрывала улыбку кучера, как молодка, что стыдится недостающих зубов. — Я тоже перетрухнул маленько. Думал, чертовый статуй вернулся.
— Он не сможет вернуться — он мертвец. Его труп увезли в городской морг. Ясно?
— Не скажите синьор, я из-за этого статуя едва умом не рехнулся.
— Ну-ка, поведай, что стряслось, — Микеланджело протянул кучеру кувшин с вином.
— Не синьор, больше я пить не буду. Доктор говорит, от вина бывает помутнение в рас-дудке… в рассуд-су… Короче, с головой худо становится. Видишь то, чего нету.
— И что же ты видел, дружище?
— Что увидишь впотьмах? Так. Ерунду одну. Только дело было не этой ночью, а еще прошлой. Пошел я до ветра — туда, подальше отошел, чтобы маэстро не видел.
— Значит, прошлой ночью он был в доме?
— Ага. Приперся вместе со своими клизмами и засел в хозяйском кабинете, как натуральный чирей на заду. В общем, я отошел туда, ближе к соседскому парку, — рассказчик неопределенно махнул рукой. — Смотрю, в траве что-то белеется. Пригляделся, рукой потрогал — камень! Статуй прям передо мной лежит. Я прошел дальше, потом слышу шорох, трава и листья зашуршали. Оглянулся, а там статуй как зашевелится! Пополз по траве, потом встал. Постоял и взлетел! Меня холодным потом прошибло — представьте, синьор — этот чертовый статуй завис промежду неба и земли. Всеми святыми клянусь, так и было. Я вернулся в дом, посидел маленько — думал, примерещилось. Выглянул в окно — он продолжает висеть. Жуткая картина! С перепуга я поднялся к маэстро, и прошу его — поглядите в окно — белеется там статуй или нет? А он мне, мол, у тебя от пьянства в мозгах… раст-расс… Видишь, чего нету, значит, скоро совсем свихнешься, если пить не бросишь. Вот змей!
Кучер подхватил кувшин с вином одним махом выпил не меньше половины, икнул, и просушил губы рукавом.
— Откуда вообще взялся этот «маэстро»?
— Откуда мы все. Мессир был человек беззлобный, пригрел его.
— Но каждого из прислуги мессир Бальтасар сперва вылечил.
— Точно.
— Маэстро он тоже лечил?
— Лечил, как же иначе.
— От какой же хворобы?
— Черт его разберет. Вроде паралич его разбил, или что другое, я не разбираюсь насчет болячек, но морду ему здорово перекосило. Потом отпустило, мессир выдал ему ступку и велел толочь коренья, с таким делом и дурак справится. Дальше больше — пристроил его в карантин, выгребать дерьмище. Он сразу возомнил о себе. Надувался как индюк, говорит, я преемник его милости. Он завещает мне свое дело, вот мессир ему и завещал…