Демоны прошлого
Шрифт:
И привидение, изобразив на морде что-то вроде улыбки и сверкнув напоследок глазами, исчезло.
От неожиданности Арчи икнул. Взглянув на леди Соретту, он понял, что только воспитанный с детства рыцарский дух мешает герцогине завизжать, словно кухарка при виде мыши. Сатин и Мартинус застыли с открытыми ртами.
— Простите, господа, но твари Тьмы не обучены политесу, — пробормотал маг. — Но порой очень полезны.
Вдруг Арас Вильмирский весело расхохотался:
— Демоны! Так вот кто это был! Господин магмейстер, вы что, кроме того, что лечили меня, еще и одолжили мне свою свору?
Арчи
— Можно сказать и так.
— Знаете, господа, — продолжил маршал. — Позапрошлой ночью мне приснился презабавный сон. Сначала на меня напал огромный гул, но мне удалось отбиться. Потом я вроде бы преследовал этого гула по какой-то равнине, а впереди меня, словно гончие, мчалась стая вот таких вот зверьков, как тот, что тут был. Правда, там они выглядели намного солиднее. По крайней мере, когда я все-таки достал этого гула саблей, они так накинулись на него, что только шерсть во все стороны полетела! Я проснулся и подумал: «Привидится же такая чушь. Но, наверное, неплохо бы съездить на охоту. Залежался, стал каким-то растением. А душа просит простора и доброй скачки. Как раз по первому снегу хорошо бы погонять степных лис». А это, оказывается, вовсе и не сон!
Все вежливо посмеялись вместе с маршалом, а потом Арчи осторожно попросил полковника Мартинуса:
— Можно ли как-нибудь узнать, кто из некромантов в последние дни заболел? Тогда вы узнаете, кто стоит за этой авантюрой. Надеюсь, общение с моими зверьками не прошло для злодея бесследно.
Глава 25
Выехали поздно, солнце уже садилось, окрашивая снег на полях в нежно-розовый цвет. Черная лента раскисшего проселка извивалась между холмами, то скрываясь за небольшими рощицами, то вытягиваясь, словно стрела. Арчи любовался закатным небом и открывавшимися из окна герцогской кареты пейзажами — на этот раз ему не пришлось притворяться возницей.
Когда подъехали к городу, почти совсем стемнело, и кучер зажег на крыше экипажа «волшебный огонек». В его свете сады предместий казались кусочком Кромешного или какого-нибудь другого, еще более колдовского, мира. Мокрый снег, обильно шедший последние дни, облепил ветви деревьев, превратив их по подобие фантастического кружева. С крыш и заборов свисали пушистые снежные фестоны. Блики от «волшебного огонька» метались по обочинам, выхватывая из темноты то одинокий куст, похожий на переливающийся драгоценными камнями коралл, то цепочку чьих-то следов по целине.
— Интересно, продержится снег до Тимовых дней или растает? — задумчиво произнес Сатин, тоже не отрывавшийся от окна.
— Вроде подмораживает, вон, смотрите, ледок на лужах, — в тон ему ответил полковник Мартинус. — Может, и продержится.
Арчи промолчал, хотя ему почему-то тоже очень захотелось, чтобы Тимовы дни в этом году были похожи на те, к которым он привык с детства — с катанием на ледяных горках, игрой в снежки и гонками на санях. Но, говорят, в столице бывает, что на праздничную службу в храм горожане идут под проливным дождем.
Чем ближе к центру города — тем меньше снега было на обочинах, и тем он казался темнее. Мостовую покрывала смесь грязи, лошадиного навоза и ледяной крошки. Арчи с грустью посмотрел на когда-то беленую, а
Смутное предчувствие не обмануло молодого мага. Хотя первая новость, которую ему сообщили в пансионе матушки Трой, была весьма радостной.
Едва Арчи успел зайти, его остановила возившаяся в холле служанка:
— Господин магик, погодьте минутку! Тут вам третьего дня на конторке писульку оставили.
Женщина вытерла руки о передник и полезла в стоящее возле входа бюро, куда складывали всю приходящую жильцам корреспонденцию.
— Вот! — радостно просияла служанка, откопав нужно в ворохе писем. — Дама принесла — красивая! Все спрашивала: где вы, что вы?
Арчи жадно схватил конверт. Так и есть — записка от Генрики. Маг хмыкнул. Генрика даже не удосужилась заклеить свое послание, прекрасно понимая, как легко вскрыть любую печать и потом с помощью простейших заклинаний восстановить внешний вид конверта. Лучше не писать ничего такого, что может оказаться кому-то полезным. Раньше Арчи считал эту заимствованную у старого Мора привычку Генрики всегда и везде подстраховываться чуть ли ни паранойей, но сейчас понял, насколько девушка права.
«Доброго здоровья тебе, братец! Доехала я хорошо. Несмотря на сопровождавшие нас проливные дожди и снег, дорожные тяготы не сказались на моем здоровье. Я остановилась в подорожном приюте. Надеюсь на встречу. Твоя названная сестра Генрика».
— Чо, родня приезжая? — полюбопытствовала служанка. — А с виду — настоящая леди!
Арчи не сомневался, что баба уже сунула нос в записку, но спокойно ответил, изо всех сил сохраняя доброжелательный тон:
— Дочь моего покровителя. Я воспитывался не в родной семье, а у богатых людей.
Служанка понимающе кивнула: в Келеноре принято брать в богатые дома ребятишек обнищавших родственников и затем давать им образование или, если речь идет о девушке, достойное приданное.
— А больше меня никто не спрашивал? — спросил Арчи, доставая из кошелька мелкую монетку.
— Нет, — испуганно ответила служанка. — Совсем никто, чтоб мне Тимовых палат не видать!
Арчи протянул бабе монетку, положил письмо в карман и стал осторожно подниматься по лестнице, прислушиваясь к своим ощущениям.
«Дура-баба, лучше бы не клялась, если врать собирается. Были гости, как пить дать были. Но сейчас вроде непосредственно опасности нет», — заключил он, подходя к двери своей комнаты.
И продолжил мысль, когда вошел:
«И довольно наглые гости».
Комната выглядела так, словно кто-то тщательно обыскивал ее. Тот, кто рылся в вещах мага, постарался скрыть следы своего присутствия, но Арчи моментально понял, что здесь побывал кто-то чужой. Причем — не так уж давно.
Достаточно взглянуть хотя бы на стоящую на плите тонкую фарфоровую чашку с кофе. В последние дни было холодно, перед отъездом в поместье Вильмирских маг хорошенько протопил комнату. Когда последний раз пил кофе, печка была раскалена почти докрасна. Если бы Арчи сам впопыхах поставил чашку на плиту, то остатки кофе не могли не испариться, да и хрупкий фарфор неизбежно треснул бы.