Демоны степей
Шрифт:
С другой стороны, Элленхарда ведь могла и не лукавить. Она еще не вышла из того благословенного возраста, когда люди открыты добрым побуждениям. Да и рассказанная ею история…
Не желая рисковать безопасностью своей семьи и в то же время опасаясь оскорбить гостью недоверием, Гарольд принял наилучшее решение: он открыл все свои противоречивые чувства старому, преданному слуге по имени Фравардин — не столько даже слуге, сколько члену семьи — и попросил того незаметно присматривать за гирканкой.
— Будешь выполнять все ее просьбы
— А коня-то седлать? — хмыкнул старик.
— Коня седлать — и сразу ко мне!
— О чем речь! — кивал опытный слуга. — Разве я не понимаю! А эта девица — она ничего и не заподозрит, руку даю на отсечение. Сделаю все осторожненько. Ежели она и вправду чиста перед вами, то и вам впоследствии стыдно не будет. А уж ежели заслана сюда подглядывать… пусть о том дне пожалеет, когда бесчестная мать породила ее на свет! Без подозрений и опаски нельзя. Здесь я с вами полностью согласен.
Обезопасив себя таким образом, Гарольд отправился в комнату, где разместили Азанию. Сестра недавно присылала служанку передать добрую весть: спасенная девушка вполне пришла в себя и просит разрешения повидаться с владельцами приютившего ее дома.
Когда Гарольд вошел, Элленхарда находилась уже там — что-то втолковывала двум молодым прислужницам, хлопотавшим возле постели больной. Элленхарда изъяснялась резко, хмурила брови, даже ногой притоптывала — бестолковые служанки сердили ее: телеса наели, а ума не набрались! Азания, прислушивавшаяся к разговору, машинально кивала, одобряя распоряжения гневливой гирканки.
— И возьмите траву симхат, как делала моя многочтимая матушка…
Молоденькая служанка остановилась посреди комнаты, подбоченясь.
— Какое нам дело до твоей многочтимой матушки? Мы и о тебе-то ничего не знаем!
— Обо мне узнаете — поздно будет! — фыркнула Элленхарда. — У меня разговор короткий, особенно с дерзкими рабынями…
— Это уж слишком! — раскраснелась девушка. — Я тебе не рабыня! Почему ты так разговариваешь?
— Как заслужила, так и разговариваю! Лучше ответь, растет ли здесь такая трава…
— Как ты назвала? — решила пойти на мировую служанка. В замке Гарольда и Элизы не жаловали спорщиков.
— Симхат, — высокомерно повторила Элленхарда.
Девушка наморщила гладкий белый лоб.
— Не припомню… А как она выглядит? Элленхарда взяла из камина уголек и быстро,
уверенно набросала на гладкой поверхности стены рисунок, изображающий траву симхат: высокий прямой стебель, лист-манжета с немного изогнутыми краями, стреловидный цветок.
Вторая прислужница, доселе не участвовавшая в разговоре, всмотревшись в рисунок, вдруг просияла улыбкой:
— Да это же «свекровин воротничок»! У нас за рвом такого добра видимо-невидимо.
Азания слабо улыбнулась.
— Я вижу, добрая госпожа, ты разбираешься в лекарственных
Элленхарда чуть сдвинула брови.
— Меня так учили, что симхат, если его растолочь и размочить в горячей воде, — отменная припарка для того, чтобы снять отеки… Я и сама применяла его, когда доводилось. Но если тебе известно лекарство получше…
— Нет, — отозвалась Азания. — Я вполне доверяю твоим познаниям в лекарском деле, госпожа. Вижу я, ты — женщина-воин, не так ли?
— Может быть, — сказала Элленхарда.
— Шрамы на твоих щеках… — прошептала Азания.
— Я нанесла их сама в знак скорби, — хмуро сказала Элленхарда. — У нашего народа так принято. Когда не хочешь оплакивать близких слезами, оплачь их кровью.
— Это воинский обычай, — заметила Азания.
Тут уж Элленхарда не смогла сдержать любопытства.
— Откуда тебе знать воинские обычаи моего народа, женщина?
— Я много читала…
— Буковки разбирала, глаза портила, голову всяким хламом набила, а в людях ничего не понимаешь, — подвела неутешительный итог Элленхарда. — А говорили, будто ты ведьма.
— Я умею заклинать… но я не ясновидящая.
— Это плохо, — сказала Элленхарда и, вздохнув, замолчала.
Азания с тревогой разглядывала замкнутое лицо девушки, красные полоски, рассекающие круглые щеки.
— Почему плохо? — спросила она наконец.
— Неважно. — Элленхарда махнула рукой. — Твоя магия может вылечить тебя, Азания?
— Для того чтобы вылечить меня, не нужна никакая магия. Довольно обычного покоя, общества друзей и припарок из симхата… «свекровиного воротничка» — так ты назвала эту траву, Эмма?
Прислужница кивнула и слегка поклонилась.
— Я схожу и наберу ее для тебя, госпожа Азания, — сказала она.
— Хорошо. — Азания утомленно закрыла глаза. Гарольд стоял на пороге, слушая и наблюдая.
Наконец Элленхарда заметила его в полумраке и направилась ему навстречу.
— Мы не увидели тебя в темноте, господин, — произнесла она с подчеркнутой вежливостью. Вообще, как заметил Гарольд, эта девушка держалась с холодноватой, отстраненной учтивостью, как человек, не слишком уверенный в своем положении, но привыкший следить за тем, чтобы остальные относились к нему как должно.
— Насколько я понял, вы здесь совещались по поводу лечения больной? — сказал Гарольд, подходя ближе к постели, на которой лежала Азания. Он всмотрелся в ее изможденное, посеревшее лицо. — Бедняжка… Говорят, что до встречи с благочестивым Фонэном она была редкой красавицей…
— Ничего, — уверенно произнесла Элленхарда, и в ее голосе — или это только показалось Гарольду? — прозвучала нотка горечи. — Красота никуда не уходит, разве что огнем ее прижечь… Азания еще вернет себе былое. — И, словно устыдившись вспышки, добавила: — Главное, что она жива и не так сильно искалечена, как мы опасались.