Демоны в раю
Шрифт:
Чмок почти терял сознание от такого непосильного врачевания, но, вставши через неделю на хозяйственные весы и увидевши, что весу убыло на семь килограммов со ста граммами, он так возрадовался прогрессу, что разрешил Ветеринару приготовить шашлык из бараньей печени, которым селекционер угостил прекрасную Ирэну, молчаливую и прохладную, как все Балтийское море…
В один из лечебных дней Чмока посетил замполит Рогов, который сообщил, что некто сержант Кранов отличился, застрелив при попытке к бегству зека.
— Между прочим, лучшего кольщика зоны! — пояснил. — Тот подорвался, а он
— Так отпуск ему положен внеочередной! — разрешил начлагеря. — По уставу!
— Людей мало, — посетовал Рогов. — Вот и фельдшер Кискин ноет, что вы ему отпуск еще летом обещали.
Вот Кискин летом и пойдет! Ну а солдата отпустишь, когда полегче станет…
На том и договорились…
Сержант Кранов выстрелил случайно. Как-то на автомате все вышло… Побежал зек к запретной зоне, Кран дал предупредительный, а затем, когда мужик уже нырял под колючую проволоку, выстрелил в голову. Попал ровненько в затылок, брызнувший мозгами, словно разбитым яйцом.
Ему потом сказали, что дядька убитый авторитетным человеком был. Кольщиком. Колол только законников, изображая такие шедевры, какими даже воры Владимирского централа похвастаться не могли. Мог и Василия Блаженного на спине во весь рост заколбасить, а мог и ягодицы украсить непристойностью. Если ими двигать, или при ходьбе, получалось, что мужик с бабой сношаются.
— Кстати, — пояснил начхоз, — этого кольщика за распространение порнографии и посадили.
— А откуда он? — почему-то спросил Кранов. Словно что-то заставило его запросить информацию.
— Из Запорожья, — прочитал в свидетельстве о смерти начхоз. — Бабкин Борис Борисович… И чего бежал? Странно… Сидеть осталось, тьфу!
Начхоз не увидал, как на красную морду здоровенного сержанта сошла с небес необыкновенная бледность, он продолжал рассказывать, как солдату повезло, теперь отпуск пятнадцать суток, а там и медаль могут дать…
Кранов потом долго сидел на пронизывающем ветру без шапки, и почему-то хотелось ему выть в ночное безлунное небо…
А через месяц Слонов в Москве получил письмо от друга, в котором сообщалось, что он, Кранов, убил Бориса Борисовича, хахаля матери Слонова, что получилось это случайным образом, сошлись какие-то невероятности в пространстве и что он, Кранов, жить не может без покаяния, так ему тяжело от совершенного. Еще друг сообщал, что вскоре прибудет в столицу в заслуженный отпуск…
Слон прочел письмо и был крайне удивлен его содержанием. Да и конверт был странным. Вместо обратного адреса какие-то цифры… И чего он жалеет этого порнографа Бориса Борисовича?.. Слон сам хотел его кончить за извращенные издевательства над матерью… Еще Слон подумал о том, что теперь чемоданчик с заветными инструментами навсегда будет принадлежать только ему одному… В тюрьме, что ли, его друг детский?..
Ночью на двадцать третье декабря в колонии «Зяблик» возле приоконных нар в девятом бараке собрались воры, которые порешили за смерть авторитета наказать вертухая смертью. Поручили деликатное дело Ветеринару, о котором знали, что он специалист по таким вопросам.
— Как валить? — спросил у собрания Ветеринар.
— Убей просто, — решил Моня Светловолосый, смотрящий на зоне. — Пацан
Далее Моня Светловолосый поведал братанам, что имеется у него сообщение, что сержант этот почти из их сообщества, но сбившийся с пути, работал до того, как слать вертухаем, с Вано Тбилисским, был взят за жопу мусорами, но полгода сидел в отказе, так что никто не пострадал.
— То, что вор стал вертухаем, уже не по понятиям! — пояснил Моня Светловолосый. — За то уже можно мочить! Но имеется соображение, что коммуняки и мусора специально пацана поставили в такое положение. Поэтому мы и не трогали его, не разбирали вопрос… А сейчас, когда он Художника замочил, надо решать вопрос… Ты, Ветеринар, его не больно… Запутался парень… — Моня Светловолосый густо хлебнул чифиря и как будто себя спросил: — И чего Художник так по-глупому подорвался!.. Из-за бабы подрываться?.. Вишь как, любовь!..
Ветеринар обещал дело сделать, но без спешки, так как не сидельца истреблять придется, а солдата. А до солдата еще добраться надо…
Постановили делу неделю срока. А на шестой день сержанту Кранову дали отпуск.
До Москвы он добирался несколько суток поездом, а когда вышел на Казанском вокзале и вдохнул суетный воздух столицы, то чуть было не заплакал от нахлынувших эмоций.
Поймав левака, он велел гнать к гостинице «Ленинградская».
— Чего гнать, здесь всего триста метров! — удивился водила.
Сержант расхохотался, дал рулевому треху, выскочил из «Волги», ноги в руки и бегом.
Несколько минут Кран обнимал швейцара Брылина, а тот, посвистывая сизым носом, радовался таким крепким объятиям.
А потом сержант спросил:
— Где она?
— Да кто же? — требовал уточнения бывший боксер.
— Надежда!
— Надежда — наш компас земной, — продекламировал Брылин, подумавший, что парень о возвышенном спрашивает. — А удача — награда за смелость!..
— Ты, Брылин, совсем мозгой двинулся! — определил Кран и пояснил. — С девушкой я здесь до армии был. Помнишь? Надькой звали. Надеждой! Просил беречь и пестовать!
— А-а-а! — хлопнул себя по лбу руководитель парадной двери. — Старею, пацан… Так она… — припоминал. — Она в тот же день и удалилась из гостиницы!.. Белье постельное зачем-то перестирала!
— Куда?
— Не докладывалась!
Кран что было сил бухнул железным кулаком по стене. С потолка посыпалось белое.
— Я же просил ее ждать! Что же она!
— Женщины… — философски заметил Брылин. — У меня вообще нету женщины… — добавил.
А потом Кранов позвонил по телефону.
— Кто? — поинтересовались.
— Передайте — Кран.
— Передадим, мася, — уверил чуть пьяный женский голос. — Через пять минут перезвоните!
Он перезвонил, и ему продиктовали номер. Он вновь позвонил.
— Вано, это ты?
— Ты, парень, откуда? — удивленно поинтересовался Вано Тбилисский.
— Оттуда.
— Приезжай на Пресню.
Вано продиктовал адрес, и через полчаса Кран влил в себя стакан коньяка под печальную улыбку грузинского вора.
Для приличия поговорили о прошлом, а потом Вано спросил, как выстрелил: