День бумеранга
Шрифт:
– Хорошо, – сказала Касс, стараясь сделать тон максимально обыденным. – Они прицепились к файлам, относящимся к турниру по гольфу, о котором мы с Терри вели переговоры с зарубежным правительством.
– С каким правительством?
– С корейским.
– Ну и что? Я не вижу проблемы.
– С северокорейским, точнее говоря. Ну, как твоя речь подвигается?
Гидеон Пейн застонал и очень медленно попытался встать.
– Господи Иисусе…
Монсеньор Монтефельтро сидел в кресле напротив с видом инквизитора Торквемады,
– Что… случилось? – заплетающимся языком спросил Гидеон.
– Очень многое случилось, – отчеканил монсеньор Монтефельтро. – Хотите, расскажу сначала, какой у меня был вечер? А потом – какой он был у вас.
Гидеон теперь, пошатываясь, стоял на ногах. Он похлопал по карманам жилетки, чувствуя, несмотря на свое состояние, что чего-то важного не хватает. Потом похлопал по остальным карманам.
– Часы. Цепочка. Их нет.
Он посмотрел на монсеньора более осмысленно. Его мозг был подобен мастодонту, пытающемуся выбраться из ямы с дегтем.
– Где мои часы и цепочка? – спросил он обвиняюще.
– А сами не помните?
– Я ничего не помню, – сказал Гидеон, выворачивая карманы брюк.
Монтефельтро вдруг пришла в голову старая итальянская поговорка: Si non `e vero, `e molto ben trovato. Если это и не правда, это очень удачная находка.
– Вы подарили их своей новой подруге. Мисс Тургеневой.
Гидеон прищурил глаза, утопив их в пухлых складках.
– О чем вы говорите?! Подарил часы? Они принадлежат моей семье с тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года!
– Сядьте, Ги-идеон, сядьте. И выслушайте из моих уст вашу исповедь.
Когда монсеньор Монтефельтро окончил рассказ о вечерних событиях, заменив в двух-трех местах правду вымыслом, Гидеон выглядел так, что краше в гроб кладут. Кожа приобрела восковой цвет.
– Но я… но я… ничего такого не помню, – простонал он.
– Считайте, что в этом вам повезло. Конечно, не помните, – сказал Монтефельтро не без участия в голосе. – Вы были пьяны. Совершенно пьяны. Четыре бутылки. Очень хорошего вина. Дорогого.
– Но почему я вдруг отдал часы, мои ценнейшие часы, и цепочку русской… ш-шлюхе?
– Двум русским ш-шлюхам. Потому, видимо, что иначе вас избили бы до смерти два очень рослых русских с-сутенера.
– Я… – Вид у Гидеона теперь стал безумный. – Я… осуществил?
– Вы хотите спросить, были ли вы с ней близки? Нет – Бог уберег вас. Какими болезнями вы могли заразиться – страшно подумать. Вплоть до бубонной чумы.
Гидеон содрогнулся.
– Но мне надо вернуть часы, – сказал он. – Вы не понимаете. Это ценность. Семейная реликвия. Их подарили моему предку за отменную стрельбу…
– На вашем месте, Ги-идеон, я бы возблагодарил Господа за то, что остался жив. И купил новые часы!
– Как называется этот… как вы сказали…
– Откуда мне знать? – раздраженно воскликнул монсеньор. – Я не знаток эскорт-сервисов! Я был на кухне, готовил вам черный кофе, чтобы привести вас в чувство, потому что вы весь дом испачкали рвотой и испортили мое семейное достояние – вот, смотрите, стол, восемь тысяч долларов! – а когда вернулся, вижу, вы звоните по моему телефону и вызываете сюда проституток!
– Мне очень неприятно, Массимо, но, похоже, вы меня перепоили.
– «Перепоили»! Вы все мои запасы выхлестали!
– Я вам это возмещу, – обиженно произнес Гидеон. – Так или иначе, я был бы вам благодарен, если бы вы мне помогли вернуть часы.
– Ги-идеон! Забудьте про эти говенные часы! Говорю вам – радуйтесь, что остались живы! Эта мадам – содержательница борделя, куда вы обратились по моему телефону, – потом позвонила и сказала, что пришлет Ивана и Владимира переломать нам обоим ноги! Вам следовало бы во всех соборах Америки заказать благодарственные мессы, вам следовало бы пасть на колени и вознести молитву!
Гидеон оглядел ковер. Если на колени, то лучше не здесь.
– Есть одна проблема.
– Разумеется, есть проблема! В борделе теперь знают мой телефонный номер! Понимаете, какой скандал может быть?
– О… – Гидеон поднес к глазам ладонь. – Дело еще хуже обстоит, чем вы думаете. На часах мое имя и фамилия.
– Porca miseria. – Монсеньор Монтефельтро поразмыслил над ситуацией. – Да, положение у нас обоих довольно скверное.
– Я сообщу, что часы украли, – сказал Гидеон. – Вот что я сделаю. Позвоню в полицию и заявлю о краже.
Он потянулся к телефону.
– Ги-идеон! Оставьте. В покое. Этот. Телефон.
Гидеон стал искать свой сотовый. Монтефельтро сказал:
– Погодите. Давайте сообразим. Если вы скажете полиции, что у вас украли часы, и они каким-нибудь образом найдут этих русских проституток, что тогда? Проститутки им всё расскажут. Включая то, что вы подарили им часы. Вы можете все это отрицать, но они предъявят информацию о телефонных переговорах, и там окажется звонок с моего телефона. Представляете, какие будут заголовки? Представляете, какой будет скандал, Ги-идеон? Достанется и мне, и вам. Можно купить новые часы, но нельзя купить новую репутацию!
Гидеон совсем сник. Он простонал:
– Я согрешил, Массимо. Помолитесь со мной.
Он начал было опускаться на колени, но, увидев на ковре последствия ночи, спросил:
– Нет ли какой-нибудь… другой комнаты, где мы могли бы вознести наши молитвы?
– Зависит от того, будете ли вы еще блевать, – раздраженно ответил Монтефельтро. – Я всю ночь убирал. Ничего приятного.
– Простите меня, Массимо, – сказал Гидеон, извлекая из самых глубин остатки достоинства. – Я не был самим собой.