День да ночь

Исхизов Михаил Давыдович

– Ты чего такой худющий?
– поинтересовался старший лейтенант.
– Не кормят тебя, что ли?

– Его сколько ни корми, все равно тощий, - подсказал Опарин, довольный, что внимание переключается на шофера.
– И куда все это у него девается, непонятно.

– Расту я, - объяснил Лихачев.
– И одновременно размышляю. А непрерывный мыслительный процесс требует постоянной подпитки жирами и витаминами. У тебя, Опарин, пища уходит в мышцы, поэтому они такие большие. А у меня в мозг. Вот я и худощавый.

–

На что твой мыслительный процесс направлен сейчас?
– полюбопытствовал Кречетов.

– Размышляю, как отремонтировать свою заслуженную боевую машину, которую покалечили фашисты.

– Это хорошо. Но можешь не беспокоиться. У нас, в автобате, мастера. Разберут, соберут и машина станет лучше новой. Будешь гонять на ней до конца войны.

– Правда?
– Лихачев сделал вид, что обрадовался.
– И быстро отремонтируют?

– Быстро не обещаю. Но сделают. В свое время.

Такое Лихачева устраивало.

– Теперь о деле.
– Старший лейтенант присел на снарядный ящик.
– Докладывайте, что видели. Первым Опарин. Ты сверху должен больше увидеть.

В исподнем Опарин чувствовал себя неуютно. Он старательно прикрывал свой фронт драными шароварами, а многострадальный тыл усердно отворачивал от старшего лейтенанта, чтобы не увидел тот испорченный казенник. Если увидит, тоже шутить станет. От такого никто не откажется. А Опарин этими шуточками был сыт по самое некуда.

– Ехали вначале спокойно, - нехотя начал он.

Не до рассказов было ему сейчас. Опарину хотелось побыстрей закончить с заплатой и надеть шаровары. А потом полежать в сторонке. Болели у него ребра, и все остальное тоже болело: его в кузове футболило - хуже некуда. Старался рассказать покороче.

– Потом поднялись на бугорок, а там, впереди, роща. И два танка идут. За ними бензовоз. Тут и мотоциклы. Три, с колясками, - доложил обо всем, что видел. Коротко, конечно, но чего тут рассусоливать, и так все ясно.

– Два мотоцикла, - поправил его лейтенант Хаустов.

– Три. Один я за бугром достал. Он там и остался.

– Три их было, - подтвердил Лихачев.

– Они из рощи выехали?
– спросил старший лейтенант.

– Кто их знает? Встретились мы неожиданно, как в кино. Они в нашу сторону ехали. Увидели машину, по газам и за нами.

– Так-так... Они, выходит, раньше нас догадались, что разведку надо послать, вот и встретились, - отметил Кречетов.

"Раньше нас" - лейтенант Хаустов принял на свой счет. Он отступил в сторонку, и пока продолжался разговор, не слышно его было и вроде даже не видно.

– Еще чего заметил?
– продолжал выжимать из Опарина сведения Кречетов.

– Больше ничего. Я же говорю: роща впереди, два танка, бензовоз и три мотоцикла. Мы и развернулись с ходу. Лихо Соломин развернулся...

Опарин вспомнил, как его на этом неожиданном

крутом развороте чуть не выбросило из машины. Тогда он не успел даже толком сообразить, что происходит. Сейчас представил себе: его выбрасывает из машины, он падает на дорогу. Мотоциклисты подъезжают, а он даже подняться не может. Жуткое дело...

– Ты чего замолчал?
– спросил Кречетов.
– Как роща? Большая, густая?

– Вроде густая, - Опарин подумал немного: - в деревьях просвета не видно.

– Молодая роща, - дополнил Лихачев.
– И деревья невысокие.

– Так старая или молодая?

Опарин ничего не ответил, только пожал плечами: попробуй, разгляди на таком расстоянии: молодой лес или старый.

– Молодой лес, - заверил Лихачев.
– Деревья низкие, высоких мало. Высокие стоят редко, каждое отдельно. Вершина от вершины далеко. Лес хоть и молодой, но большой. Там вполне можно спрятать и танки, и пехоту.
– Лихачев запахнул шинель. Без гимнастерки было холодно и неловко.
– Там индийских слонов спрятать можно целое стадо.

– Брось свои шуточки, Лихачев, - оборвал его старший лейтенант.
– Почему думаешь, что там спрятать танки можно?

– Потому что видел. Это, товарищ старший лейтенант, самому видеть надо. Если были бы бумага и карандаш, нарисовать можно. Сами и увидели бы.

– Как это, нарисовать?

– Он, товарищ старший лейтенант, на художника учился, - объяснил Ракитин.
– Все, как увидел, точно нарисовать может.

– Попробуем, - заинтересовался Кречетов. Он раскрыл полевую сумку.
– Вот тебе блокнот, вот карандаш. Изобрази все, что видел.

Лихачев стал изображать. Работал он быстро и легко. Карандаш скользил по бумаге, то выделяя что-то жирной черной линией, то оставляя едва заметный штрих. Лес на рисунке стоял сплошной стеной. Но был невысок, значит, и молод. Только в некоторых местах возвышались отдельные деревья. Эти, видно, были постарше. Слева лес уходил куда-то за обрез бумаги, справа виднелась заросшая редким подлеском опушка. Рядом с подлеском проходила дорога. На ней два танка. Первый сворачивал в рощу, второй следовал за ним. А дальше бензовоз. Немного впереди - мотоциклы.

Работал Лихачев с удовольствием. Время от времени замирал, окидывал взглядом свое творение, качал головой, потом что-то добавлял, заштриховывал... Наконец он закончил рисунок, еще раз внимательно осмотрел его и показал Опарину.

– Все точно, - одобрил Опарин.
– Как в кино.

Лихачев передал рисунок старшему лейтенанту.

Кречетов стал разглядывать рисунок, пытаясь найти там что-нибудь новое, интересное для себя. Но ничего примечательного не увидел. Все было в точности, как рассказывали разведчики. Ясно: немцы подтягивали силы, размещали их в роще. А сколько их там - не поймешь.