День да ночь
Шрифт:
– Ты из каких краев?
– спросил он.
– Из Свердловска.
– Урал. К вам фрицы не долетают. У вас там, наверно, и светомаскировки нет. Ночью в городе светло.
– Светло, - подтвердил Хаустов.
– Интересно. У вас там, на Урале, как будто и войны нет.
– Да вы что, товарищ старший лейтенант, - заступился за Урал Хаустов.
– Там люди сутками работают. Я на Уралмаше жил. Если бывали, рядом с гостиницей "Мадрид". Госпиталь там сейчас. Так из окна видел: каждую ночь колонна танков и самоходок на вокзал уходила. На фронт отправляли.
– Ты не обижайся. Я о том, что светомаскировки нет и ночью в городе светло. Непривычно. А в горах, наверное,
– Красиво, - подтвердил Хаустов.
– Не бывал я ни разу в горах, - с сожалением сообщил Кречетов.
– В степи бродил, в лесах блукал, в болотах вязнул, даже в море плавал. В Черном. А в горах не пришлось побывать. Я, лейтенант, горы только на пачке папирос видел. "Казбек". Джигит в бурке и папахе на лошади скачет, а за ним горы.
– В горах хорошо, - Хаустов совсем недавно был там, и года не прошло.
– Внизу лесок, деревья, кустарники, травка. Мы любили выезжать в горы. А поднимешься выше - камень. Сплошной камень. Есть места, где и не пройдешь. Только альпинисты поднимаются. Но те с веревками, с какими-то крючьями. Они, как раз, выбирают места, где трудней идти. Есть совершенно отвесные скалы. Девяносто градусов, а они поднимаются. Весной, когда снег тает, с этих скал вода течет. Водопады, что твоя Ниагара. Я одно место знаю, так там, на отвесной скале, на карнизе, дерево выросло. Земли в трещину набило, ветром семечко занесло, или птица его на лапках притащила. Оно постепенно и выросло. Смотришь снизу - как будто дерево прямо из камня растет. Как оно там держится, никто не знает. Туда даже альпинисты забраться не могут. Метров тридцать отвесной скалы.
– Кончим войну, непременно в горах побываю. С детства мечтаю, забраться на высокую гору и смотреть, как подо мною облака проплывают. Тебе приходилось видеть?
– Нет, чтобы облака внизу, не приходилось, - признался Хаустов.
– Чего же ты? Красота ведь, должно быть, какая.
– У нас горы невысокие. До облаков не достают. Но все равно красиво. Приезжайте, сами увидите. Я вам удивительные места покажу.
– Нет, мне повыше хочется. Чтобы тучи внизу, а на вершине снег. На Кавказ махну. А может быть, на Памир. Вот там горы. Крыша мира.
– Вы сами откуда, товарищ старший лейтенант?
– Господин Великий Новгород!
– У вас там тоже, наверно, красиво. Старинный город.
– Старинный - не то слово. По нашим улицам еще Александр Невский ходил. Есть старые дома деревянные, им лет по двести, а возможно и больше. На окнах резные наличники - залюбуешься. Не город, а музей. Экскурсии - табунами. А за городом леса. Не умеешь ориентироваться - неделю плутать будешь. А выберешься - то не туда, куда надо. Ягодники шикарные. Чернику и бруснику граблями гребут. И грибы...
Подбежал солдат. Судя по кожаной курточке, из кречетовских водителей.
– Товарищ старший лейтенант, окоп вырыт. Смотреть будете?
– Хорошо, - кивнул Кречетов.
– Займитесь оружием. Смазку снять, протереть насухо. Диски к автоматам проверить, чтобы все заряжены были. Скоро приду.
– Есть!
– и солдат убежал.
– Жалко, что людей мало, - сказал Хаустов.
– Могли бы по всей линии обороны траншеи вырыть.
– Зачем?
– спросил Кречетов.
– Для обороны. По уставу положено.
– Да-а-а...
– протянул Кречетов.
– По уставу положено... Ты как думаешь, лейтенант, кто уставы составляет?
– Специалисты в области тактики и стратегии, - по этому вопросу лейтенант Хаустов имел достаточно четкое представление.
– Точно, специалисты, - согласился Кречетов.
– А в каком они, скажем, звании?
– Генералы,
– И это верно. А когда эти генералы последний раз в окопах сидели, как ты думаешь?
Тут и думать было нечего. Если генералы и сидели в окопах, то это было очень давно: когда они были еще лейтенантами, или вовсе рядовыми. Так Хаустов и ответил.
– И это правильно понимаешь. Дивизиями эти генералы, скажем, хорошо командуют. А откуда они знают, в каком окопе солдату удобней?
– Изучают.
– Нет, лейтенант, это мы с тобой изучаем, Опарин изучает, Воробейчик. А генералы, когда пишут уставы, они ни меня, ни тебя, ни Воробейчика не спрашивают. Ты представь себе, сидит ночью солдат в окопе. А ближайший товарищ метрах в десяти. Не видно его и не слышно. Страшно им?
– Наверное, страшно.
– Еще как страшно. А не страшно, так дурак. И пользы от него мало. Но если рядом товарищ, то солдат этот совсем другим становится. И не побежит, если туго придется, совесть не позволит. У него другой страх появляется: как бы перед товарищами не оплошать, как бы не оказаться хуже других, как бы о нем товарищи плохого не подумали. Хороший страх. И еще он знает: если что - товарищ поддержит. Поэтому ночью солдат по окопу растягивать нельзя. Их в боевые группы собирать надо. Мы так и сделаем. А открытое пространство между траншеями огнем перекроем. Это ночью. Днем другое дело. Но и то, лучше, если не по одному сидеть будут, а парами. И ни в одном уставе этого нет.
В училище по уставам гоняли сурово. И дотошливо, экзаменовали с придирками. Это чтобы курсант, когда станет командиром, знал, как надо действовать, по всем правилам военной науки. Хаустов хорошо знал "Боевой устав пехоты". Про то, как размещаться солдатам в окопе, там ни слова не было.
– Это так, - согласился Хаустов.
– Но как же такое может быть - мы понимаем, а генералы не понимают? Они боевой опыт имеют, академии заканчивали, умные все...
– Ну, не все, наверно. Тоже всякие бывают. Но главное не в этом. Их учат, как дивизиями командовать, армиями. Тактика, стратегия... Они это умеют. Кто лучше, кто уже. Но умеют. А как солдату в окопе сидеть - это наша с тобой забота. Это мы должны соображать. Хорошо воевать, лейтенант, - это не просто приказы выполнять. Это, прежде всего и самое главное - думать. И к солдатам прислушиваться. Под пули им идти, а умирать никому не хочется. Поэтому они, как раз, все время думают.
Хаустов и вспомнил разговор с Ракитиным.
– Мы утром с сержантом Ракитиным выходили к дороге, по которой танки пойдут, у него интересная мысль появилась, - сообщил он.
– Это командир первого орудия.
– Знаю. Длинный и серьезный. Голова перевязана.
– Он говорит, что хорошо бы там минное поле немцам расстелить.
– Это сообразить не трудно. Да что толку. Мин у нас нет.
– Он другое предлагает. Фугас заложить и взорвать его под первым танком, - и Хаустов рассказал об идее Ракитина.
– Они подумают, что на минное поле напоролись, - подхватил Кречетов.
– Разведка видела, что мы здесь окапываемся, и доложит все, как положено. Раз мы готовимся встретить танки, то минное поле соорудить - самое для нас разумное. Рванет фугас - и поверят. Нормально. Молодец Ракитин. А что, лейтенант, устроим им детский крик на лужайке!
– Гранат у нас нет, - пожаловался Хаустов.
– Мы во всех расчетах проверили, нет гранат.
– У вас, артиллеристов, вечно ничего нет, - как выговор с занесением в личное дело всем артиллеристам заявил Кречетов.
– На машинах ведь, вот и вози с собой все, что пригодиться может. А у них гранат нет... Воробейчик!