День Гагарина
Шрифт:
Проводилась проверка способности работать в усложненных условиях. Предлагалось производить арифметические действия с цифрами, которые вначале нужно было найти в специальной таблице. При этом учитывались и скорость работы, и правильность ответа. На первый взгляд решение задачи было простым. Но неожиданно включался репродуктор, из которого монотонный голос начинал подсказывать решение. Однако вместо помощи голос сильно мешал сосредоточиться. Внимание начинало рассеиваться, и требовалось заставить себя продолжать работу, не обращая внимания на «услужливого друга». Было трудно. Впрочем, это только цветочки — ягодки были впереди.
Врачей было много, и каждый строг, как прокурор. Приговоры обжалованию
Руководил комиссией опытный авиационный врач Евгений Алексеевич — человек большой эрудиции. Красивый, синеглазый, остроумный, он сразу расположил к себе всю нашу группу, и даже те, кто уже отчислялся по состоянию здоровья, уезжали с хорошим чувством к нему.
— На медицину не сердитесь, ребята, — провожая их, шутил он. — Продолжайте летать, но не выше стратосферы.
Отсев был большой. Из десяти человек оставляли одного. Но и он не был уверен, что его не спишет следующая комиссия, которую каждому сулил на прощание Евгений Алексеевич. Готовиться к такой комиссии он советовал и мне.
Я ждал, ждал и ждал вторичного вызова. Трудно было, потому что ждал один. Валя пока еще ничего не знала, О своей первой поездке на медицинскую комиссию я умолчал, сказал, что была обычная командировка по служебным делам. Меня мучила совесть: ведь мы ничего не скрывали друг от друга. Но тут было уж очень необычное дело, и пока лучше всего помалкивать. Так советовали и Евгений Алексеевич, и командир полка.
А дни все шли и шли. Ведь рост у меня небольшой, на вид я щуплый, бицепсами похвастать не мог. А вместе со мной проходили комиссию парни что надо — кровь с молоком, гвардейского роста, косая сажень в плечах, самые что ни на есть здоровяки… Куда мне с ними тягаться! Старался забыть о своем рапорте, о комиссии — и не мог. И когда я совсем отчаялся, когда, казалось, уже не осталось никаких надежд, пришла бумага: меня снова вызывали на комиссию. Я поехал и опять не сказал Вале, куда и зачем меня вызвали.
Все повторилось сначала. Но требовательность врачей возросла вдвое. Все анализы оказались хорошими, ничего в моем организме не изменилось. Евгений Алексеевич был доволен.
— Стратосфера для вас не предел, — обнадежил он.
Клинические и психологические обследования, начатые первой комиссией, продолжались. Помимо состояния здоровья врачи искали в каждом скрытую недостаточность или пониженную устойчивость организма к факторам, характерным для космического полета, оценивали полученные реакции при действии этих факторов. Обследовали при помощи всевозможных биохимических, физиологических, электрофизических и психологических методов и специальных проб. Нас выдерживали в барокамере при различных степенях разрежения воздуха, крутили на центрифуге, похожей на карусель. Врачи выявляли, какая у нас память, сообразительность, сколь легко переключается внимание, какова способность к быстрым, точным, собранным движениям.
При отборе интересовались биографией, семьей, товарищами, общественной деятельностью. Оценивали не только здоровье, но и культурные и социальные интересы, эмоциональную стабильность.
Все это заняло несколько недель. Вновь отсеялось немало ребят. Я остался в числе отобранных летчиков — кандидатов в космонавты. Через несколько дней всю нашу группу, в числе
Впервые в жизни мне, младшему офицеру, довелось беседовать с Главным маршалом авиации. Он встретил нас по-отцовски, как своих сыновей. Интересовался прохождением службы, семейными делами, расспрашивал о женах и детях и в заключение сказал, что Родина надеется на нас.
Отныне я должен был расстаться с полком, попрощаться с товарищами и вместе с семьей отбыть к месту новой службы. Открывалась новая, самая интересная страница в моей жизни.
Вернулся я домой в день своего рождения. Валя знала о моем проезде и в духовке испекла именинный пирог, украсила его моими инициалами и цифрой «26». Подумать только — недавно было шестнадцать и уже двадцать шесть!
На пирог собрались к нам мои товарищи и подруги Вали. И хотя еще никто ничего толком не знал, все догадывались, что мы скоро покинем гарнизон. Вале я сказал, что меня назначают на летно-испытательную работу и что мы скоро уедем в центр России. Она поделилась новостью с подругами. Так все и думали — Гагарин станет летчиком-испытателем, будет опробывать в воздухе новые машины.
За столом много говорилось о летчиках-испытателях. Разговор шел о борьбе нашей авиации за скорость, высоту и дальность полетов. Вспомнили, что за последнее время многие летчики-испытатели завоевали Родине новые мировые рекорды: Владимир Ильюшин на Т-431 поднялся почти на тридцатикилометровую высоту, Георгий Мосолов на Е-66 летал со скоростью чуть ли не в два с половиной раза больше скорости звука. Валентин Ковалев все выше поднимал потолок, увеличивал грузоподъемность наших пассажирских воздушных кораблей.
— Теперь очередь за тобой, Юрий, — шутя, сказал Анатолий Росляков — секретарь нашей партийной организации. Он почему-то был уверен, что я сделаю что-то необыкновенное.
ГОТОВНОСТЬ НОМЕР ОДИН
К месту нового назначения мы прилетели на самолете. Валя тогда плохо переносила воздушные путешествия, но она согласилась на этот полет, зная, что времени в обрез и меня уже ждут. Мы быстро устроились с жильем, и я вместе с новыми товарищами приступил к занятиям.
Прежде всего нас детально познакомили с тем, что ожидает человека, отправляющегося в космос. Врач Владимир Иванович — обстоятельно рассказал нам о факторах, с которыми встречается живой организм при полетах в космическое пространство. Он разделил их на три класса. К первому Владимир Иванович относил факторы, зависящие от физического состояния самого космического пространства: низкое барометрическое давление — фактически глубокий вакуум; иной, чем на земле, газовый состав среды; резкое колебание температур; различные виды ионизирующей радиации; метеоритную опасность. Во второй класс факторов профессор зачислял все зависящее от ракетного полета — шум, вибрации, сильные перегрузки, невесомость. И, наконец, к третьему классу факторов относил искусственную атмосферу в космическом корабле, ограниченные размеры кабины, ограничение двигательной активности человека, находящегося в этой кабине, его эмоциональное напряжение, нагрузки на нервы и психику и, наконец, неудобства, связанные с пребыванием в специальной одежде.