День Гагарина
Шрифт:
Мы чувствовали, что Сергей Павлович верит нам и видит в нас первых испытателей своего космического детища. Мы проникались к нему не только все большим уважением, но и настоящей сыновней любовью. Корабль с каждым днем становился для нас все яснее, доступнее, и вскоре мы уже непреклонно верили, что в случае неисправности автоматики сами сможем управлять кораблем и он будет послушен так же, как были послушны быстрые и надежные МиГи.
Главный конструктор не только знакомил нас со своим кораблем, своими планами, он постоянно интересовался нашими тренировками, спрашивал, как мы себя чувствуем, как
— Знайте, друзья, если вы начнете думать, что готовы к подвигу, — значит, вы еще не готовы к полету в космос…
Приближался день запуска первого космического корабля с человеком на борту. Государственная комиссия отбирала первого.
Помните, у Пушкина: «Нас было много на челне…» И нас, космонавтов, тоже было много. И каждый готов был выполнить первый полет, не задумываясь, не дрогнув перед той опасностью, что ждала его в космосе…
Мне везло на добрых людей. Интересных, самобытных, чьи биографии писала сама история. Среди них был и Николай Петрович Каманин. «Наш строгий дядька» — как называли его между собой ребята.
Один из первых героев страны, Каманин возглавил подготовку космонавтов. У него не было любимчиков, для него все мы были одинаковы. Ко всем был требователен и строг, хотя строгость эта была скорее мягкой.
О человеке можно судить по тому, как вел он себя в труднейшие, критические моменты жизни. Таких моментов у генерала Каманина было много. Это и единоборство с суровой Арктикой, когда он вел отряд из пяти крылатых машин на выручку терпящих бедствие челюскинцев, это и лихолетье войны, когда смерть шагала всегда рядом. Небо Калинина и Великих Лук, Курска и Харькова, Сум и Полтавы, Киева и Львова… Небо Венгрии и Австрии, Румынии и Чехословакии. Трудно измерить километрами пройденные пути и назвать все города, которые значатся в боевых реляциях Винницкого гвардей-ского Краснознаменного, орденов Суворова и Богдана Хмельницкого 5-го штурмового авиационного корпуса, которым командовал Н. П. Каманин в годы войны.
Много позже узнал я еще один примечательный факт из его биографии, за которым характер этого человека. На фронт из их семьи ушли трое. Сам Николай Петрович, Мария Михайловна — его жена и сын Аркадий, мальчишка с комсомольским билетом. Стриженком прозвали его за неутомимость, жизнелюбие, стремление к небу… Он летал на самолете связи По-2, сначала бортмехаником, потом штурманом-наблюдателем, затем пилотом. Смелый, находчивый, до последнего дня войны выполнял он боевые задания. В пятнадцать лет три боевых ордена — две Красных Звезды и один Красного Знамени — украшали грудь Стриженка — Аркадия Каманина.
А для отца, командира корпуса, он был рядовым бойцом. Таким, как и все. Ни поблажек ему не было, ни снисхождения. В сердце Н. П. Каманина строгость и любовь были вместе. Положение обязывало, чтобы строгости было больше.
В первый послевоенный год Аркадий тяжело заболел, и смерть вырвала его из жизни. И, может быть, потому-то к молодым ребятам, пришедшим в отряд, Николай Петрович относился по-отечески, со строгостью и добротой «строгого дядьки».
Отряд космонавтов сложился не сразу. Кто-то прибыл раньше, кто-то приехал позже. Мы постепенно знакомились, присматривались друг к другу, и первое, что мне бросилось в глаза: какие все это разные ребята!
Когда же мы собрались все вместе, мое представление о тех, кто намеревался летать на ракетах в космос, окончательно смешалось. Да, мы все разные. Это первое и совершенно точное определение каждого, кто когда-либо видел нас всех вместе, подходит к космонавтам и сейчас, когда мы уже прожили столько дней, прошли тренировки, учебу, подготовку к полетам, слетали в космос.
Мы не только разные по возрасту, росту, внешности, мы — разные и по опыту жизни, и по характеру, и по индивидуальным склонностям.
Но есть у нас и много общего — отличное здоровье, хорошее физическое развитие, общая подготовка и, самое главное, интерес к новой работе. И это не отличало нас от десятков тысяч советских парней. Такой отряд мог быть собран после предварительной подготовки и для похода на Южный полюс, и для экспедиции на дрейфующей льдине, и для испытания новых самолетов. Наш отряд мог быть экипажем подводной лодки, бригадой монтажников-высотников на строительстве гидростанции — словом, вообще пригоден для любой работы, которая требует воли, физической закалки, знаний и преданности общему делу.
Коллектив наш складывался поистине с космической скоростью, так как нас объединяла одна идея, и во имя ее осуществления мы были готовы идти на все. То, чем мы тогда занимались, можно назвать задачей со многими неизвестными. Наши руководители ведь тоже не имели опыта, да и никто не готовил раньше человека к полету в космос. Когда возникал какой-либо неясный вопрос, думали все вместе. Это называлось «собрать мальчишник». Засиживались до глубокой ночи, яростно спорили, но в конце концов приходили к единому решению, которое на том уровне нашего познания казалось самым верным. «Мальчишники» вошли в нашу жизнь как одна из форм обсуждения и принятия коллективного решения, и это было прекрасно, ибо когда люди не просто принимают «спущенные им сверху» указания, а активно участвуют в выработке их, это и есть то творческое начало, которое сплачивает коллектив.
Конечно, не сразу сложился наш отряд, не сразу выработался его стиль, его общий почерк, характерный для спаянного коллектива, объединенного одним делом, одними задачами. Некоторые болезненно воспринимали критику, другие были чересчур суровы, а иные принесли в коллектив задор и соленую шутку. Прошло время, и каждый из нас взял от друзей лучшее, наиболее приемлемое, и теперь тот, кто раньше готов был обидеться на остроту, может сам «подковырнуть» другого так, что диву даешься — откуда у парня все это взялось? Откуда у некогда мрачноватого друга появилась открытая улыбка?
Родились и свои правила в нашем отряде. Нечто вроде неписаного устава. На занятиях — максимум внимания, ни одного лишнего слова. Никто никогда не отвлекает. Каждый помогает другому разобраться в технике, теории, в отшлифовке спортивных упражнений. Но когда занятия окончены, тогда — держись… Здесь тебе припомнится все: и неудачный ответ инструктору, и нелепая поза на тренировке. Или разыграют так, что невольно сам заразишься весельем друзей и хохочешь над своей доверчивостью и оплошностью.