День гнева

Перес-Реверте Артуро

— А что делать с мятежниками в артиллерийском парке, ваше высочество?

— Расстрелять всех до единого.

— Но сначала надо… Гм. Сначала нам надо будет взять парк.

Мюрат резко оборачивается к дивизионному генералу Лагранжу:

— Вот что, Жозеф: примите команду над Шестым полком бригады Лефранка. Полк следует сейчас к парку Монтелеон с проезда Эль-Пардо и Сан-Бернардино. Возьмите артиллерию, соберите остатки вестфальцев и Четвертого сводного и вообще все, что вам понадобится, — и подавить сопротивление в Монтелеоне! Ясно?.. Истребить их там всех до единого.

Генерал, старый вояка, закаленный боями

и походами в Египте, Пруссии и на Пиренеях, вытягивается, щелкнув каблуками.

— Будет исполнено, ваше высочество!

— И не трудитесь слать мне рапорты, донесения, доклады. Ясно? Ничего не желаю получать, кроме сообщения о том, что мятежники полностью уничтожены. Вы поняли меня?

— Вполне, ваше высочество.

— Тогда отправляйтесь.

Лагранж еще не успевает сесть в седло, как Мюрат подзывает к себе Огюстена-Даниэля Бельяра, тоже дивизионного генерала и начальника своего штаба:

— Слушаю, ваше высочество.

Маршал пренебрежительно кивает в сторону двух испанских министров, смиренно ожидающих аудиенции. Спустя несколько недель оба без долгих раздумий перейдут на службу к воцарившемуся в Испании Жозефу Бонапарту. А сейчас продолжают ждать, когда на них наконец обратят внимание. Даже егеря и гренадеры из личной охраны Мюрата открыто смеются над ними.

— Займитесь этими олухами, Бельяр! Пусть побудут здесь, но так, чтобы я их не видел! Уберите их куда-нибудь. Руки чешутся расстрелять обоих!

* * *

Капитан Луис Даоис стоит, привалившись плечом к стене. Он не питает иллюзий. После разгрома, постигшего штурмовую колонну, новых атак французы больше не предпринимают, однако стрелки продолжают вести частый огонь. Парк окружен со всех сторон, и артиллерийская прислуга по большей части прячется в укрытии, спасаясь от вражеских пуль. В треугольнике, образованном Монтелеоном, монастырем Маравильяс и соседними домами, передвигаться можно только бегом, то и дело припадая к земле. Кроме того, капитан Гойкоэчеа, который со своими волонтерами и изрядным числом горожан по-прежнему сидит на верхних этажах главного корпуса, только что сообщил: от Сан-Бернардо, мимо фонтана Маталобос выдвигаются неприятельские пушки. Налицо явные признаки того, что французы готовят новый штурм — по всем правилам — и на этот раз твердо надеются на успех.

— Ну, как ты оцениваешь положение? — спрашивает, попыхивая трубкой, Педро Веларде.

Даоис переводит на него взгляд: сабля в ножнах, два пистолета за поясом, на мундире не хватает нескольких пуговиц, полуоторванный эполет болтается на плече, лицо в грязи и копоти — Веларде больше напоминает сейчас контрабандиста из Ронды, нежели штабного офицера. Впрочем, едва ли я выгляжу презентабельней, думает Даоис.

— Скверное, — отвечает он.

Оба офицера некоторое время молчат, чутко прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам. Если не считать щелкающих время от времени ружейных выстрелов, в Мадриде стоит тишина.

— Что лейтенант Руис? — осведомляется Даоис.

— Очень плох. Он в сознании и мучается ужасно… Отважный малый, а? Молодец.

— Может быть, надо перенести его в монастырь, пусть бы сестры попробовали как-нибудь облегчить его страдания?

— Его лучше не тормошить. Он потерял много крови и вполне может умереть по дороге. Лежит в офицерской комнате вместе с другими ранеными, нашими и французскими.

Веларде

кратко вводит друга в курс дела. Защитники Монтелеона насчитывают теперь не более пяти-шести офицеров, десяти артиллеристов, тридцати примерно волонтеров короны и около трехсот гражданских лиц — человек пятьдесят обслуживают пушки и прикрывают парк огнем из окон и с балконов окрестных домов; еще сколько-то во главе с Веларде стоят в воротах или засели с Гойкоэчеа в окнах третьего этажа; и остальные обороняют заднюю часть парка — впрочем, там наибольшее количество дезертиров. К этому следует еще прибавить тех, кто выделен охранять тринадцать французских офицеров, запертых в караульном помещении, и двести солдат, размещенных в казарме и мастерских. Что же касается боеприпасов, то патроны на исходе, количество пороховых зарядов наводит на самые печальные мысли, а картечи нет вовсе: в том случае, если удастся подпустить французов достаточно близко, ее должен будет заменить один-единственный мешочек с кремнями для ружейных замков.

— Пусть только сунутся, — угрюмо замечает Даоис.

Веларде, посасывая мундштук, как-то беспокойно поводит плечами. «Потерял кураж», — отмечает про себя Даоис. При всей своей восторженности даже Веларде теперь не под силу обманывать себя.

— Сколько еще атак мы сумеем выдержать? — спрашивает он.

Впрочем, это не столько вопрос, сколько размышление вслух. Даоис скептически качает головой:

— Хватит с нас и одной — если будет проведена толково и грамотно…

Оба они какое-то время молча наблюдают за тем, как солдаты и горожане, пользуясь затишьем, стараются защитить пушки от стрелков — прикрывают их двумя выкаченными из парка передками и какой-то мебелью из окрестных квартир. Веларде морщится:

— Думаешь, поможет?

— Немного поднимет боевой дух.

Из-за ограды парка появляется молоденькая девушка — юбка перепачкана и разодрана, руки голы, волосы убраны под туго завязанный платок — с двумя бутылями вина и предлагает капитанам освежиться. Оба отвечают, что, мол, нет, спасибо, лучше солдат угостите, и она, наклонив голову, торопливо идет к стоящим возле пушек. Даоис так никогда и не узнал, что живет она по соседству, на улице Сан-Висенте, зовут ее Маноли Армайона-и-Сейде и от роду ей тринадцать лет.

— Боюсь, в Мадриде все уже кончено, — вдруг произносит Веларде. — И ты был прав. Никто и пальцем не пошевелит в нашу защиту…

— А чего ты ждал?

— Чего ждал? Порядочности. Мужества. Патриотизма. Сам не знаю… Позорная страна, эта наша Испания… Еще ждал, что наш пример вдохновит других.

— Ну вот и убедился.

— Я хочу спросить тебя, Луис… Скажи, когда мы вели переговоры с французами, ты думал о том, чтобы сдаться?

Даоис долго молчит и наконец пожимает плечами:

— Думал, наверно.

Веларде, продолжая посасывать трубку, искоса и задумчиво оглядывает его. Потом, качнув головой, говорит:

— Ладно… В любом случае это уже не имеет значения. После того как мы повели себя хуже последних дикарей, обстреляв парламентеров под белым флагом, о капитуляции можно забыть. Так?

Даоис улыбается через силу:

— Да, едва ли это имело бы успех.

Веларде в свою очередь отвечает ему улыбкой, кривой и вымученной:

— Разумеется, лучше погибнуть здесь, в бою, чем ждать, когда тебя на рассвете выведут к крепостному рву и хлопнут.