«ДЕНЬ и НОЧЬ» Литературный журнал для семейного чтения N 11–12 2007г.

Кузнецов Юрий Николаевич

— Никогда никому ни в чем не завидуй. Ты можешь быть извращенцем, трахать двенадцать любовниц и иметь виды еще на троих; можешь трахать мальчиков, девочек, лошадей и скунсов; бить старушек, сыпать стекло в салаты в общественных столовых, быть психом, придурком, озлобленной тварью — и все равно у тебя будет все, — если, конечно, ты не будешь завидовать.

Слова эти Эдуард повторял себе ежедневно. Но чувство зависти его, к сожалению, не покидало. Майор постоянно завидовал. Всем. Директору СИБ, владельцам автомобилей (сам Эдуард так и не сумел сдать на права),

соседу, купившему новую стенку, соседке, затеявшей ремонт, одноклассникам, многие из которых добились в жизни большего, чем он, майор госбезопасности Эдуард. Единственным светлым пятном на его памяти была двухгодичная поездка в Лондон, где Эдуард намеревался постичь тайны ремесла Джеймса Бонда. Увы, английские коллеги на странного человека в замызганном плаще, приехавшего из неизвестной им страны (англичане постоянно путали Молдавию с Мальтой) не обращали внимания. За два года Эдуард научился лишь одному: хорошо заваривать чай.

— Что ж, — спокойно говорил Танасе, когда майор вносил в кабинет чашки с ароматным, правильно заваренным чаем, — это тоже многого стоит. Вот вышибем мы тебя за плохую службу, устроишься в ресторан какой-нибудь. Или в чайную.

И хохотал. Эдуард кисло улыбался, ставил чашку на стол, и выходил, мягко прикрыв за собой дверь. После этого он обычно плевал на обивку двери, кривлялся, и высовывал язык. А чтобы этого Танасе не увидел, майор залепил жевательной резинкой зрачок камеры наблюдения, расположенной над дверью. После этого Танасе решил, что камера просто сломалась (взглянуть на нее ему и в голову не пришло).

Закончив процедуру стрижки волос в носу, Эдуард сполоснул лицо холодной водой в умывальнике, стоящем в углу кабинета, вытер руки, и приступил к ушам. В это время вернулся стажер с водкой и помидорами.

— Это еще что? — покосился майор на помидоры.

— Закуска, — ответил, икнув, чуточку протрезвевший стажер, — мировая закуска. Испанцы, когда привезли томаты в Европу, называли их яблоками любви. Или это об апельсинах?

— Ты давай, — закончил с левым ухом Эдуард, — ботанику мне тут не разводи, а лучше налей водки.

— А можно и я тоже выпью?

— Можно, — поощрительно кивнул Эдуард, — только себе нальешь меньше.

— Я ходил за выпивкой, а наливаю себе меньше. Разве это справедливо? — возмутился стажер.

— Конечно нет, — весело согласился Эдуард, пряча ножнички в ящик стола, — только если тебе справедливость нужна, иди стажироваться в Комитет по правам человека.

— А что, есть у нас такой?

— Естественно. Американцы два года назад открыли. И сразу после этого сократили бюро ЦРУ в Молдавии.

— Это еще зачем?

— А на кой черт им держать в одном месте две одинаковые организации?

Эдуард снова включил камеру наблюдения, установленную в кабинете директора. Константин Танасе, неумело держа в руках бутылку коньяка, пытался открыть ее зубами.

— Ничего у него не выйдет, — глянул на экран стажер, — неправильно открывает.

— Пусть мучается, — решил Эдуард, — не пойдем же мы к нему помогать, сказав: так, мол, и так, вели наблюдение

за вами в вашем же кабинете…

— Это, кстати, противозаконно, — блеснул знаниями стажер.

— Конечно, — флегматично кивнул Эдуард, — поехали. Выпьем.

— А интересно было бы посмотреть, — осторожно сказал стажер, глядя на Эдуарда снизу (он уселся на полу), — как застрелился директор всемогущей Службы информации и безопасности.

— Всемогущей она никогда не была, — отхлебнул Эдуард прямо из горлышка, на пробу, — да и не застрелится он никогда.

— И все из-за женщины… — стажер отчаянно хотел казаться взрослее.

— При чем здесь женщина, — пожал плечами Эдуард, — это все нервы.

Мужчины выпили, и погрузились в задумчивость. В открытое окно залетела муха. Эдуард лениво проследил за насекомым, и когда то уселось на спинку стула, резким ударом свернутой в трубку газеты прихлопнул муху.

— Это же негигиенично! — возмутился стажер.

— Вот так мы, — вытер пот со лба Эдуард, — расправляемся с врагами родины. А теперь слушай меня внимательно, стажер.

— Я вас и так внимательно слушаю.

— Нет, — терпеливо объяснил Эдуард, — до сих пор слушать было совсем необязательно.

Константин Танасе на черно-белом экране начал плакать навзрыд. Положив на стол голову, он всхлипывал, повизгивал, и судорожно вздыхал. Стажер закусил губу от жалости. Эдуард смеялся.

— В общем, ты нам подходишь, — сообщил он стажеру, — и мы уже зачислили тебя в штат нашей организации. Естественно, не просто так, за красивые глаза.

— У меня…

— Да, да, — нетерпеливо перебил стажера Эдуард, — обычные глаза. Знаю, потому что людей с броской внешностью не берем. Одно дело, когда за тобой ведет слежку серая мышь, другое — какой-нибудь Антонио Бандерас.

— Вы и Бандераса завербовали, — восторженно прошептал стажер, — ну и дела…

— Ну, скажем так, — стараясь не разочаровать стажера, бросил Эдуард, — мы с ним сотрудничаем. Но ты не отвлекайся. Сейчас я расскажу тебе о задании, которое предстоит выполнить. Как ты знаешь, на выборах в парламент новое руководство страны обещало населению, как можно решить проблему с Приднестровьем.

— И еще бесплатный троллейбус для студентов! — воодушевлено выкрикнул стажер.

— Троллейбус это неважно. Мы троллейбусами не занимаемся. А вот Приднестровьем занимаемся, и еще как. Так вот, первым дело, что сделал наш президент, когда стал президентом? Напоминаю: попробовал договориться с Приднестровьем миром. А в ответ? Провокации, клевета, ложь.

Стажер сочувственно покачал головой. Он очень жалел президента. По крайней мере, в этот момент, после некоторого количества водки в кабинете Эдуарда.

— А кто инициатор всей этой грязной компании против нашей родины? Правильно, некто Смирнов, который…

— Является президентом непризнанной Молдавской Приднестровской республики! — как на экзамене отчеканил стажер, и покачнулся на стуле.

— Правильно, стажер. Я горжусь тобой. Можешь выпить еще. Считай это первой благодарностью.