«ДЕНЬ и НОЧЬ» Литературный журнал для семейного чтения N 11–12 2007г.
Шрифт:
— Добро пожаловать в мираж действительности, — сказал себе лейтенант, и с бессильной злобой добавил, — сука!!!
…Кое-как утерся рубахой, и, приспустив шнуровку сандалий, постучал к соседке. Та открывает, и Петреску, наконец-то, увидел, какая она. Старушка с высокой прической, наверняка, накладными волосами, испуганно посмотрела на лейтенанта поверх дверной цепочки, которую открыть так и не пожелала:
— Уехала. Вчера уехала.
— Мы вместе в театре выступали, — солгал Петреску, для убедительности добавив, — конечно, не
— Аа-а, — соседка почему-то поверила и сразу успокоилась, — очень приятно.
— Ни адреса, ничего?
— Абсолютно, — прикрывает старушка глаза, — молча съехала, и даже не попрощалась…
— Должно быть, новые покупатели что-то знают?
— А покупателей и нет.
Незримая вторая пощечина отбросила голову Петреску чуть влево.
— А, так она… снимала квартиру?
— Конечно, — и старуха вновь подозрительно сощурилась, — это квартира не ее. Только хозяев нет. Приедут они через год. А пока меня попросили за помещением присмотреть.
— Может, вы могли бы узнать…
Дверь прикрылась, старая черепаха снова спрятала голову в панцирь, и Петреску медленно спустился по ступеням вниз, подгибая каждый раз ногу, чтобы с размаху опустить на другую вес всего своего тела. Дверь в подъезд была приоткрыта. Петреску прикрывал рукой глаза даже от сумерек.
Лейтенант вышел из дома.
— Эй, Петреску, — смеялись в оцеплении, — ты чего нос повесил, как будто у тебя в кармане шиш с маслом?
— У меня в кармане, — равнодушно ответил Петреску, — двадцать пять тысяч долларов.
Оцепление заржало еще громче. Лейтенант Петреску страдал, стоя на краю широкой дороги, ведущей из кишиневского аэропорта в город. В этот день все полицейские Кишинева обрамляли дорогу, как черные (под цвет форме) бантики. В Молдавию прибывал министр обороны США Рамсфельд. Петреску, потративший два дня на поиски Натальи, и понявший, что девушка исчезла бесследно, скорее всего, уехала, впал в оцепенение. Сейчас его не раздражали даже шутки коллег. Лейтенант безучастно следил за дорогой, на которой вот-вот доложен был появиться кортеж высокого гостя, и отгонял от тротуара зевак. Несколько месяцев странной связи с Натальей его доконали, он это чувствовал. Лейтенант, поделивший с журналистом Баланом неприкосновенную сумму СИБа, надеялся, что Наталья уедет вместе с ним, и потому, не найдя ее дома, понял: сердце его разбито. Высокий женский голос за его спиной бросил:
— Да когда же дорогу-то перейти можно будет?!
Петреску обернулся, и, глядя на Наталью, выдал заученную фразу:
— Через полчаса, отойдите от тротуара, полиция Кишинева приносит вам извинения за доставленные неудобства.
— Вот так, — улыбнулась Наталья, — ты меня искал, лейтенант.
Петреску пожал плечами, и повернулся к ней в профиль. — Если ты не хотела, чтобы я тебя искал, зачем оставила записку? — пытаясь выглядеть
— Каприз, — состроила гримаску девушка.
— Ты куда собралась? — равнодушно спросил Петреску.
— В аэропорт, — подумав, и стало понятно, что это правда, ответила Наталья. — А что?
— Зачем пришла?
Наталья подняла брови.
— В аэропорт едет автобус с остановки, которая у твоего дома, — угрюмо пояснил Петреску, — так что сюда ты пришла, именно для того, чтобы на меня посмотреть.
— Ну, может и так.
— Доставил удовольствие?
— О, лейтенант, во всех смыслах удовольствие…
— Шлюха.
— А может, я в тебя влюбилась, — спросила девушка, — а, Петреску?
Коллеги лейтенанта, проявив недюжинную тактичность, сделали вид, что увлечены охраной дороги. Это было очень мужественно с их стороны: в Молдавии никто никогда не нападал на кортежи.
— Зачем тогда все вот это, — поискал Петреску подходящее слово, и, не найдя, заменил его универсальным, — дерьмо?
— Любовь, Сережа, — пояснила Наталья, — может и пугать. Да и вообще, что это ты злишься?
— Я злюсь?
— Ты злишься. Свое-то ты получил, разве нет?
— Я, может, и не только этого… — растерялся Петреску, — ну, что, неужели трудно было нормально сказать: мне, мол, не только секс, но еще и…
— А трудно было догадаться? — Наталья злилась, и поэтому кричала
— Ты… — затрясся от ненависти не любивший публичные скандалы Петреску, — ты как базарная торговка себя ведешь. А раньше, как шлюха. Слушай, ты нормальной бываешь?
— Нормальной, это как? Убогой, как ты?!
— Я убогий?!
— Ты убогий!!!
Петреску помолчал, отвернулся, и с яростью прошипел:
— Убирайся!
— До свидания, — прошипела Наталья.
— Чтоб тебе, — Петреску подумал, — …провалиться.
— Чтоб твой язык окостенел!
Лейтенант пожевал, хоть во рту у него ничего не было, и глянул на часы. Шагов за спиной слышно не было.
— Ну? — спросил он, и повернулся.
Наталья плакала. Она явно притворялась.
— Если ты, — уволакивая ее в сторону от дороги, будто диктовал лейтенант, — еще раз. Сделаешь. Нечто. Такое. Что. Сделала. Я. Тебя. Живьем. Зарою.
— В. Землю, — поддразнила она его. — Нет. Дай. Поцелую.
Когда Петреску открыл глаза, на дороге появился кортеж. Наталья снова его поцеловала.
— Куда ты собралась-то? — спросил Петреску.
— Хотела в Испанию.
— С ума сошла? Там взрывали метро. Вообще, в Европе уже бардак, — с жаром взялся разубеждать ее Петреску. — Острова тоже ни к черту не годятся. В Англии вот, к примеру, полно фундаменталистов и спецслужбы. В США и России — маразм. Везде если не террористы, то спецслужбы. Даже у нас, в Молдавии, теперь то же самое.
— Куда же податься? — спросила Наталья.
Петреску улыбнулся, и, сняв на ходу китель, и бросив его в клумбу, сказал: