День лжецаря

Гигли Брэд

Войдя в передний двор Этеменанки, Симеркет медленно проложил себе путь сквозь пеструю толпу туда, где на возвышении сидели вместе, как на троне, два лжецаря. Менеф лил обильные слезы. Это было поводом для некоторого разочарования его «подданных», ожидавших, что их новый царь будет глупым и забавным, но не печальным. В него бросали объедки, плевали, требуя, чтобы он смеялся и болтал, как подобает истинному лжецарю. Менеф изо всех сил старался задобрить подданных старыми байками, но толпа по-прежнему забрасывала его отходами.

Вызывающий вид

Эспа был толпе больше по нраву, ибо он по крайней мере более соответствовал тому, как должен вести себя царь: кричал на них, топал ногами, злился. Цепи приковывали лжецарей к трону, но свирепого выражения лица Эспа было достаточно, чтобы удержать людей от насмешек над ним, как они это делали с Менефом. Но когда из толпы возник Симеркет и встал у подножия трона, молча разглядывая обоих, поведение коронованных особ резко изменилось.

Глаза Менефа вылезли из орбит, и он в ужасе закричал. И хладнокровный Эсп тоже впал в ступор, призывая богов Египта защитить его от возмездия духов. Увидев такое поведение избранников, толпа в восторге загоготала.

Но это был еще не конец.

Симеркет наблюдал за царями, и на его губах играла презрительная улыбка: несомненно, эти двое были уверены, что он вернулся на землю из Царства Тьмы, дабы увести их в ад… Внезапно Симеркет сделал выпад в сторону трона, и толпа разразилась хохотом: двое сидящих на нем отпрянули, натянув цепи, и их глотки исторгли крик.

Устав от игры, Симеркет удалился. Когда Эсп и Менеф осмелились поднять головы, его и след простыл, что подтверждало их убеждение: им являлся мстительный дух…

Симеркет не остановился, чтобы посмотреть на борцов и жонглеров, которые развлекали народ. Он был озабочен совсем другим, да и не любил он ярмарки — шум толпы его раздражал, — но Мать Милитта попросила его подождать возле разводного моста гагу, и ничто — ни бунт, ни война, ни даже праздник — не могло помешать ему.

Симеркет не известил о своем прибытии женскую стражу. Мать Милитта предупредила его, что гагу заняты своими ритуалами и он не должен их беспокоить. Поэтому Симеркет присоединился к тем, кто отдыхал возле рва гагу, и сделал так, как ему было велено: стал спокойно ждать.

Вавилонское солнце было, как и всегда, чудовищно горячим, и Симеркет пожалел, что не обзавелся широкополой соломенной шляпой — плетельщики циновок продавали такие на улицах. Сняв сандалии, он опустил ноги в прохладную воду, наполнявшую ров. Убаюканный многоречивым веселым гомоном, он почти тотчас погрузился в состояние полудремы и смог наконец обдумать все, что случилось с ним последние дни. Другое дело, мог ли он найти во всем этом смысл.

Еще в склепе он и Шепак решили, что будет слишком опасно появиться сразу же во дворце. Они пришли к выводу, что раз царица Нарунте и Менеф его видели, то могли организовать отчаянную попытку покушения на него. Поэтому Шепак отправился за Кутиром, чтобы тайно привести его в склеп. Позднее он рассказал Симеркету, что нашел царя сидевшим в одиночестве

в своих покоях, бледного и встревоженного. Он читал последние депеши от отца из столицы Фив.

— Ваше величество, — обратился к нему Шепак, — мы нашли вашу сестру.

Кутир вздрогнул и медленно поднялся на ноги.

— Она жива?

Шепак опустил глаза, уставясь в пол, и царь понял его ответ.

— Значит, исины убили ее…

— Нет, ваше величество. — Кутир резко поднял голову. — Симеркет сейчас в склепе. Он сможет объяснить…

— В склепе?… — в ужасе вскричал Кутир.

— Вы должны туда спуститься, ваше величество!..

Кутир, не привыкший к тому, чтобы ему перечили, пристально посмотрел на него.

— Хорошо, и мои телохранители схватят его — за святотатство. Никому не позволено осквернять наших мертвых!

— Я думаю, ваше величество, вам лучше сначала послушать его рассказ в отсутствие телохранителей. После этого вы сможете сами решить, что делать.

Кутир сразу понял, о чем говорит Шепак.

— Значит, это заговор?

И снова Шепак ничего не ответил. Кутир повесил сбоку меч и вложил кинжал в висевшие на поясе ножны. Хотя он доверял и Симеркету, и Шепаку, но не хотел в ловушку, как это уже случалось с иными эламскими царями, которым была уготована судьба пасть от рук их подданных.

В дворцовых подвалах они подошли к красной стене, отделявшей этот свет — от того. Нидаба и темноголовые ушли, отпущенные Симеркетом. Их присутствие могло бы лишь взвинтить эламского властителя.

Шепак и Кутир нашли Симеркета, заляпанного пятнами меда и разложения, в дальнем углу склепа. Кутир увидел, что пол там был усыпан кусками глиняных печатей. Глаза его вспыхнули гневом.

— Ваше величество, — произнес Симеркет, прежде чем царь обрушился на него, — не сомневайтесь в том, что до того как я начал поиски, священник произнес положенную молитву над каждым мертвым.

Кутир молчал, и Симеркет осторожно продолжил:

— Мы полагаем, что тело вашей сестры было ошибочно опознано как тело служанки и помещено в кувшин. Хотите убедиться?

Царь выдохнул и кивнул.

Симеркет снова погрузил руку в кувшин и осторожно и медленно вытащил наружу голову принцессы. С ее носа и лба липкими ручьями стекал мед; колеблющийся луч фонаря осветил ее лицо.

— Это ваша сестра, господин? — спросил Симеркет. Царь быстро отвернулся, кивнув.

— Кто это сделал? — мрачно пробормотал он.

— Мне стыдно сказать, ваше величество, что это преступление совершили египтяне. Менеф подослал налетчиков в дом вашей сестры. Его телохранитель Эсп совершил убийства.

И Симеркет рассказал, как он обнаружил, что Менеф принял участие в заговоре, унесшем жизнь Рамсеса III, и что он поддерживал связи с остающимися в Египте заговорщиками, главным образом с принцем Майатамом, повелевшим Менефу лишить жизни Найю и Рэми.

— Ты говоришь, что моя сестра и ее муж были убиты, потому что этот египетский принц хотел отомстить тебе?