'День-М - 2' или Почему Сталин поделил Корею
Шрифт:
В те сутки в войска (штабам фронтов) были посланы три директивы: ночью в 00-25, утром в 7-15 и вечером в 21-15. В разных источниках они называются по разному. Более конкретно даются названия в сборнике "СКРЫТАЯ ПРАВДА ВОЙНЫ: 1941 ГОД" (Москва, 1992, стр. 74 - 75). Вторая и третья директивы называются директивами Ставки No 2 и No 3. Первая - директивой Главного Командования No 1. Но ведь явно видно, что не может быть директивы No 2 без директивы No 1. Получается, что директива No 1 в 00-25 была послана от имени Ставки, причем странного содержания. По неопровержимым данным через считанные часы начнется война, а Ставка напоминает о каких-то провокациях, открывать ответный огонь на которые нельзя. Одновременно призывается встретить возможный удар противника, но кроме приведения войск в боевую готовность и выполнения ряда мероприятий, на которые надо минимум день, разрешение на ведение боевых действий не дано, а фразу "никаких
С помощью нормальной военной логики понять такое поведение советского военного командования нельзя. По нормальной логике при получении неопровержимых данных о готовящемся нападении необходимо, во-первых, устроить шум по линии министерства иностранных дел, а во-вторых, срочно поднять войска по тревоге, перевести их режим жизни на повышенную или полную боевую готовность и вывести на места наиболее вероятных ударов противника. А дальше военные сами знают, как себя вести, если где-то стреляют: ответным огнем подавить или уничтожить врага (иначе враг подавит или уничтожат их). Кто служил в армии, это отлично знает. Любой учебный период в войсках начинается с отработки одной темы: "Подъем по тревоге" (причем, в разных вариантах: роты, батальона, полка или дивизии). Могу привести пример из собственной жизни, как однажды командир Кантемировской дивизии поднимал дивизию по тревоге. По плану действий на такой случай я с группой солдат должен был прибежать на один из складов и организовать загрузку подходящих грузовиков боеприпасами. В соответствии с планом мы прибегаем на склад, но на его воротах - замок. Я стою, жду. А к складу уже стали подъезжать трехосные грузовики. Я продолжаю ждать. Неожиданно появляется генерал и спрашивает:
– О чем задумался, лейтенант?
– Так ведь замок, товарищ генерал!
– А если наши братья кровью истекают, а ты жалеешь копеечный замок?...
– Монтировку!
– кричу водителю. Но тут из-за угла склада появляется солдат из подразделения обслуживания и дрожащими руками открывает ворота. Мои солдаты быстро расставили рольганг и по нему стали подавать в кузов первой машины ящики со снарядами и минами...
"БОЕВАЯ ТРЕВОГА!" - этим все сказано! Какие еще нужны дополнительные указания? Главное - успеть вывести людей, технику и боеприпасы в исходный район для передвижения, а там будет видно - по шуму стрельбы, пальбы и грохоту моторов или по приказам сверху, главным из которых в военное время является перемещение в нужно место и занятие обороны (или подготовка к наступлению). А дальше кому как повезет: "или ты его, или он тебя". К этому должен быть готов каждый военнослужащий любой строевой части.
А теперь представим ночь на 22 июня 1941 г. в штабе одного из западных военных округов. Директива Ставки No 1 наконец-то предупредила о возможном начале войны (о котором в штабах уже давно догадывались), но дальше вместо приказа о подъеме по боевой тревоге и выдвижении на пути возможных ударов противника, в ней приводится длинный перечень разных мероприятий, наиболее странным из которых является запрет на применение ответного огня в случае, о котором директива предупреждает! (Лично я именно так понимаю ее слова: "не поддаваться на провокации" и "никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить").
Долгие годы историки любили только упоминать об этой директиве в качестве доказательства, что что-то делалось по организации обороны страны. Но отказывались от ее подробного анализа. Лишь недавно стали появляться более реальные комментарии. Например, в уже цитировавшемся сборнике "СКРЫТАЯ ПРАВДА ВОЙНЫ: 1941 ГОД", Москва, 1992, на стр. 59 говорится:
"Оперативные решения военного руководства в первый день войны по сути оказались бесплодными. Переданная с опозданием директива [Ставки] Главного Командования No 1 носила половинчатый и неопределенный характер. Введение в действие плана прикрытия государственной границы она фактически запрещала. Несостоятельными оказались и директивы Ставки No 2 и No 3. К этому времени приграничные войска были уже или скованы, или расчленены начальными ударами противника, а вторые эшелоны и резервы военных округов из-за низкой боеспособности еще не могли принять участие в сражениях. Более того, попытка выполнить требования директивы No 3 Ставки о нанесении ответного удара по противнику, что совершенно не отвечало действительной обстановке, внесла дезорганизацию в боевую деятельность штабов и войск армий прикрытия, почти полностью нарушив управление ими".
Я не случайно привел цитату с комментарием не только директивы No 1, но и двух других. Дело в том, что директива No 3 о широком наступлении еще раз доказывает, что советское верховное командование к 22 июня 1941 г. НЕ РАССМАТРИВАЛО немецкую группировку как очень опасного
Если Вермахт был такой сильный, что в Москве его так боялись, то думать в Ставке надо было не о наступлении, а об укреплении обороны. Но можно заметить, что оптимизм ситуации в Москве мог быть вызван излишне оптимистичными первыми докладами из штабов фронтов. Это правильно. Однако, Генеральный штаб ОБЯЗАН разрабатывать свои указания на основе ВСЕХ источников, в том числе обязан сам собирать данные о группировках противника, особенно на базе разведывательной информации (ГРУ для чего?). Тем более, что разведывательные сводки поступали регулярно и заблаговременно. Но как уже показано выше, в Генштабе и Наркомате обороны их не принимали во внимание, подробной картины о готовящихся немецких войсках не составили, направления их главных ударов не определили, указаний войскам мест занятия обороны не выдали, складов с боеприпасами и имуществом из угрожаемых районов не эвакуировали, предполье не подготовили и т.д. Но при этом проводились какие-то другие мероприятия. Войска размещались, но без учета главных ударов противника, склады создавались, но почему-то в угрожаемых районах, директивы отдавались, но какие-то путанные и не связанные с конкретной задачей обороны. Как это понимать?
Понять это можно только в одном случае - если с советской стороны тоже реализовывался какой-то свой военный план. И все действия и директивы советского главного командования вплоть до 22 июня надо рассматривать только с этой точки зрения. Тогда многое становится ясным и логичным, в том числе директива No 1 в ночь на 22 июня. Настоящая последовательность действий получается следующей:
19 июня в Москве принимается решение развернуть штабы фронтов и Ставку Главного командования. С 23 июня планируется объявить мобилизацию, рассчитанную на 3 - 5 дней. За это время численность армии (особенно в западных областях СССР) должна увеличиться еще на 5 млн. человек. Это полностью перекрывает войска Вермахта. Но необходимо время на проведение боевого сплачивания и вывода войск на исходные рубежи для наступления. В конечном итоге на полное развертывание армии должно уйти до полутора недель. Листовки по мобилизации заранее отпечатаны и имеют дату "19 июня 1941 г.". Но для ее обоснования нужен повод. Таким поводом могут стать только военные провокации на границе, которые должны состояться именно 22 - 23 числа. Но в Москве на 100% убеждены, что немцы сами не нападут. Поэтому 22 - 23 июня возникает необходимость в планово-фиктивных провокациях по типу проведенных перед Советско-Финской войной.
Однако, с утра 22 июня начнут функционировать штабы фронтов, которые уже догадываются о скором начале военных действий. Возможный противник тоже известен - фашистская Германия. И если затеять планово-фиктивные провокации в условиях, когда войска еще не развернуты полностью, то последствия действительно могут оказаться тяжелыми, если командование фронтов примет плановые провокации за настоящее нападение и двинет армии в бой на широком фронте. Кроме того, могут перестрелять и самих участников "провокаций". Поэтому к утру 22 июня штабы фронтов надо мягко предупредить, чтобы особого внимания на возможную пальбу на границе не обращали. Но предупредить надо так, чтобы те ясно понимали, что провокации настоящие и вся подготовка войны выполняется действительно по плану только для "отражения возможной агрессии". Одновременно в директиве надо указать список очередных мероприятий по реализуемой программе. Кроме того, ее надо послать в самый последний момент, чтобы был повод для оправданий через министерства иностранных дел, срочные переговоры по чьей линии обязаны были возникнуть. Однако их надо будет затянуть на период мобилизации, возможно с ее формальной отменой. Но за этот период войска окажутся развернутыми, а время для подготовки противником своей обороны будет безнадежно упущено.
И только с этих позиций смысл директивы No 1 становится совершенно ясным и логичным. Можно сказать - идеальным, хоть и жутким, если углубиться в содержание высказываемой гипотезы. Тяжело соглашаться с подобным "тенденциозным" подбором фактов. Тем более, что может возникнуть сомнение, связанное с приказом наркома ВМФ адмирала Кузнецов трем флотам и двум флотилиям: "СФ, КБФ, ЧФ, ПВФ, ДРФ, оперативная готовность номер один немедленно. Кузнецов". В связи с чем он был отдан? Укладывается ли он в предлагаемую последовательность событий? Могу высказать свое мнение укладывается.