День мертвых
Шрифт:
– Далеко? – спросила журналистка, верная себе. Она не пыталась выразить сочувствие, за что Мардер был ей благодарен. Хотя он хотел бы видеть ее лицо. Не зажечь ли свечу? Нет, таким можно делиться только в темноте.
– Километров двадцать пять, – произнес он после долгой паузы. – В Куанглоке был лагерь спецсил, туда я и направился. У меня был компас, но ни карт, ни рации, само собой, а из снаряжения – мой пистолет, автомат Скелли, пара пайков с консервами и четыре фляжки воды. И по сути, мне пришлось идти по Тропе Хо Ши Мина, пробираться среди бойцов ВНА и Вьетконга, которые там кишмя кишели.
– И тем не менее ты выжил. Вы оба выжили.
– Выжили наши тела, – поправил он. – И даже это ерунда полная, если задуматься. Я парень довольно крупный и тогда был в неплохой форме, но на элитного бойца никак не тянул, а Скелли то приходил в сознание, то вырубался. Нужно было преодолеть мили и мили
Он умолк.
– Продолжай, – сказала Пепа.
– Не могу, – отозвался он. – У меня уже испарина, мутить начинает. Не стоило, наверное. Единственное, чего мне сейчас хочется, – это забиться в маленькую комнатку с белыми стенами и никогда ни с кем больше не разговаривать.
– Да, но сейчас ты здесь и никуда уже не денешься.
– Почему это?
– Потому что я крепко держу тебя за детородный орган.
Он расхохотался, и напряжение немного спало.
– Да, классический способ не дать мужчине сбежать. Ладно, вспомни самое тяжелое, что тебе доводилось делать в жизни – в физическом смысле, и помножь на десять. После первого дня я был выжат как лимон, а мы прошли от силы километра два. Все равно что идти по гипсокартону: каждый фут приходилось отвоевывать у кустов, лиан и бамбука «Ка-баром» [134] Скелли. Я опускал его на землю, прорубал туннель метров пять в длину, возвращался за ним, подтаскивал вперед, снова опускал и начинал заново. И не сказать даже, что рубил, ведь шуметь было нельзя: до смерти боялся, что меня найдут и зажмут, как зверя в клетке. Поэтому тихонечко подпиливал каждую сраную ветку. В конце второго дня я сел и приготовился к смерти. Это в принципе невозможно – двадцать пять километров пробиваться через высокогорные азиатские джунгли, орудуя единственным ножом, при этом тащить на себе раненого, практически без еды и воды.
134
Марка высококачественных боевых ножей.
– И все-таки ты справился.
Мардер несколько раз сглотнул и усилием воли заставил успокоиться взбунтовавшийся желудок.
– Нет, в том-то все и дело. Я тут ни при чем. Это было вмешательство свыше.
– Что?! Хочешь сказать, Бог чудесным образом проделал туннель через джунгли?
– Примерно так. Я лежал и ждал смерти, по губам и носу у меня ползали насекомые, искусали вконец. И вдруг в голове у меня раздался голос, который мне не принадлежал. Если с тобой такого ни разу не происходило, тебе не понять, насколько это реально. И все-таки я слышал тот голос так же ясно, как слышу сейчас твой в темноте.
– Выходит, по воле Божьей на этой убогой войне полегло невесть сколько миллионов людей, а тут Он взял и решил, что без Ричарда Мардера и Патрика Скелли в великом замысле бытия не обойтись?
– Выходит, так. Прошу прощения, если с точки зрения журналиста это бессмыслица, но так все и было. В общем, я поднялся с земли и снова стал прорубаться через заросли, и теперь почему-то это давалось легче. Я словно вышел за пределы измученного тела; я понимал, как и где именно переплетаются ветки и прочая дрянь, и пробивался через них, прилагая минимум усилий. Я чувствовал, что не один в этом туннеле, что рядом со мной некие сущности. А когда мы спускались в низины, я всегда знал, где будет брод. И вот взять еще дороги. Вообще-то, я несколько раз пересекал Тропу. Патрули и колонны проходили мимо, и никто нас не замечал. Голос говорил мне, когда идти и когда замирать. Потом мы передвигались только ночью, но меня вели и в темноте. Я не наступил на мину, не свалился в овраг, и опять-таки никто нас не засек. К тому времени я уже спал на ходу – точнее, погрузился в глубокий транс. У меня сохранились воспоминания о том, что мне виделось в трансе, но описать их я не смогу. Просто было чувство, будто меня поддерживают некие силы.
А потом я ощутил, что они покидают меня, и начал кричать: не уходите, останьтесь со мной! Как оказалось, я даже не кричал, а орал – когда очнулся, кто-то зажимал мне рот. Это был Скелли. Он пришел в себя посреди ночи и опять стал самим собой. Он спросил, где мы. Я ответил, что километрах в двух к юго-востоку от 14-й дороги и что если выйдем там, где планировалось, то до Куанглока останется пять кэмэ на север, не больше. Он кивнул, как будто выслушал обычное донесение. Сказал, что я хреново выгляжу, что он меня дотащит живым и что можно не беспокоиться. Словно он все это время
– А правды ты ему так и не рассказал?
– Какой – что ангелы провели меня через джунгли? Ну нет, об этом я умолчал, потому что всяк в армии знает, что если «берет» и тошнотик из ВВС попали в передрягу, то паровозом будет именно «берет» – если надо, он и змеями питаться может, он же воин до мозга костей. В общем, я махнул рукой, а потом… сложно объяснить, апатия какая-то накатила. Моя тетя держала ресторан у Колумбийского университета, папа пристроил меня туда, и я женился на девушке, которая мне нравилась, но которую я по-настоящему не любил. И жизнь шла своим чередом, но однажды утром я проснулся, и некий голос велел мне ехать в Мексику. Так я и поступил, и в результате встретил Чоле и начал новую жизнь. Это Чоле надоумила меня заняться образованием. Я окончил Общеобразовательный колледж [135] , устроился в крупное издательство и сделал карьеру редактора.
135
Общеобразовательный колледж Колумбийского университета популярен среди бывших военнослужащих, спортсменов и т. п.
– А потом она покончила с собой, и что тогда? Какой-то голос опять приказал тебе отправиться в Мексику?
– Вроде того. Теперь ты знаешь все.
– Ну уж не прямо все, наверное.
– Ну да, не совсем, – согласился Мардер.
– Ладно, может, расскажешь в следующий раз. Если он будет. Как думаешь, они сюда сунутся? В смысле, всей толпой.
– Полагаю, да. Вообще-то, я ожидаю их уже послезавтра. Тебе в самом деле стоит уехать, пока есть возможность.
– Нет, я останусь, если ты не против. Надоело быть хорошенькой мордашкой, зачитывающей новости. Пришлось переспать с мексиканцем, чтоб мне позволили делать эти сраные репортажики про зверства бандитов. Когда выйдет новый сюжет, как ты и сам говоришь, я стану состоявшейся женщиной, настоящим репортером – как Кристиан Аманпур или Алекс Кроуфорд [136] . Война производит на людей впечатление – весь этот риск, свистящие пули…
136
Известные современные тележурналистки, освещавшие в том числе и ситуацию в горячих точках мира.
– И тебе не надо будет больше спать с мексиканцами.
В темноте раздалось хихиканье.
– Нет, я это сказала, чтобы тебя позлить. Вообще-то, ни с кем я не спала, но пришлось унижаться, а это, к слову, еще хуже. Но ведь нас могут убить. Если я попаду в лапы Куэльо, то для меня все будет кончено, и не самым приятным образом.
– Потому что ты делаешь репортажи про его зверства?
– Нет, из-за Эль Кочинильо, его сынка. Ты разве не в курсе? В общем, Поросенок как-то раз пожелал себе невесту – победительницу местного конкурса красоты. Не чета нашей Лурдес, но девочка молодая, хорошенькая и милая. Эль Кочинильо пошел к папочке и сообщил, что свадьба состоится тогда-то – ну и какой у папочки выбор? В общем, так и вышло – пышные гуляния, бандиты и политики со всего района. Увы, в первую брачную ночь девушка повесилась, так и оставшись невинной. Это ж какая прелюдия у них была, интересно?
– И весь сказ?
– Нет. Дело вот в чем: когда Эль Кочинильо обнаружил ее в петле, то впал в такое бешенство, что трахнул ее труп. И вошел во вкус. С улиц стали пропадать девушки. Как мы полагаем, он…
– Да, я понял, – перебил Мардер. – Если я сейчас на тебя залезу, ты перестанешь болтать про убийства, извращения и прочее зло?
– Перестану, – пообещала она.
18
Страдая от похмелья и стараясь восстановить в памяти ночные события, Мардер с несчастным видом развалился на переднем пассажирском сиденье старенького «Фольксвагена Комби» отца Сантаны. Проехав по насыпи, фургончик покатил по прибрежной дороге на север, по направлению к tierra caliente и Ла-Уакане, где располагалось бывшее поместье д’Арьесов, Лас-Пальмас-Флоридас, с его фамильным кладбищем. На коленях Мардер держал керамическую урну с прахом жены. Компания в машине подобралась невеселая, и на жизнерадостную утреннюю болтовню священника никто не реагировал. Кармел Мардер и Пепа Эспиноса примостились на противоположных концах заднего сиденья, обе растрепанные, угрюмые и молчаливые.