День Независимости. Часть 1
Шрифт:
— Кто это, Вадим? — поднялась девица, выставив на всеобщее обозрение стройные длинные ноги и вызывающе короткую юбку.
— Говорит, к шефу, — ответил секьюрити и вошел в кабинет.
Что он объяснял хозяину, Журавлев не слышал, но когда дверь распахнулась, в ней появился смуглый мужчина лет сорока в черном костюме.
— Откуда вы? — с недоверием спросил он Семена.
— С исторической родины. Аслан передает горячий привет… Надо пообщаться наедине.
Дадаев выглядел равнодушным.
— Я не знаю никакого Аслана.
Он отступил в кабинет, и в приемную ступил квадратный охранник.
— На твоем месте, Умар, я бы не принимал необдуманных решений…
Речь Журавлева текла медленно и надменно. Он не шестерка, которую можно вытолкать взашей.
— Не дело, Умар, забывать родню… С этими словами он сунул руку в куртку.
Телохранитель вырвал из кобуры пистолет и взвел затвор, целясь в Журавлева.
— Мальчик… — улыбнулся Семен. — Тебя родители не учили вежливому обращению с гостями? Или преподать урок хороших манер?
— Да я… — выдохнул побагровевший мордоворот.
Журавлев достал из кармана листок и, обойдя его, отдал Дадаеву.
— Прочти. И поменяй «быков». Толку-то с них…
Дадаев смолчал и развернул лист. На лбу крупными каплями проступил пот. Достав носовой платок, он порывистыми движениями промокнул испарину.
— Проходите, — надломленно пригласил он.
— Лишних убери, — распорядился Семен, имея в виду охрану и опешившую от изумления секретаршу. — Только ты и я.
Бизнесмен с поспешной услужливостью согласился:
— Да… да… Идите. Обеденный перерыв.
Сидевший на диване амбал поднялся:
— Босс. Скажите слово, и я вышвырну их на улицу.
— Идите…
— Умар Турпалович… Дадаев повысил голос:
— Идите, я сказал! Что непонятно?!
Телохранители враскачку покинули помещение.
Секретарь, точно требование шефа ее не касалось, оставалась за столом.
— Лена!
Она приподнялась. Карие, искусно подведенные тушью глаза потемнели. Губы прыгали от обиды.
— Я вам кофе принесу.
— Во-он! — взорвался Дадаев.
Вздрогнув, как от удара хлыстом, она выбежала в коридор.
Чеченец безвольно осел в кресло, вытряхнул из пачки сигарету. Руки его заметно дрожали.
Бесшумно работал кондиционер, на столе колыхалась записка, испещренная арабской вязью.
— Что вам нужно? — глубоко затянувшись, спросил он.
— Помощь…
— Я и так помогал. Делал все, что было в моих силах… Даже больше. Сколько денег отдал на борьбу… Журавлев молчал, с презрением глядя на перетрусившего коммерсанта.
— … ребят раненых в санатории, на лечение за границу отправлял. Сколько денег дал. Поймите, у меня бизнес, положение…
— Никто твой бизнес не рушит. Торгуешь тачками, торгуй на здоровье. И бабки твои не нужны… пока. Или ты решил откупиться?.. А почему ты здесь, в России, когда твои единоверцы дерутся за
Дадаев смял о пепельницу окурок и прикурил новую сигарету.
— Что от меня требуется?
— Да не трясись ты!
— Не трясись… Это вам, в горах, кажется: деньги отстегнул, вроде как откупился. Живешь, как на иголках. ФСБ давно контролирует диаспору. Те же менты… Журавлев оборвал его:
— Ладно, хватит плакаться. Мне нужно три килограмма тротила и детонаторы. Остальное тебя не касается.
Удивленный просьбой, чеченец изломил бровь. В глазах его мелькнула тень.
— За-зачем?..
Журавлев подошел к столу, выдернул из подставки перьевую ручку и, вырвав из календаря лист, написал название гостиницы и номер комнаты.
— Вечером, самое позднее в восемь часов, я тебя жду. И не вздумай со мной в игрушки играть. Я не угрожаю, но имей в виду — неверный шаг, и можешь готовиться к встрече с Аллахом. Надеюсь, ты мне веришь?
— Верю, — с трудом выдавил застрявшие в глотке слова Дадаев.
— Тогда до вечера.
Через час, когда Мишка Козырев, сдыхая от скуки, уже валялся на койке, разглядывая обнаженных девиц на страницах «Плейбоя», Журавлев и Приходько прогуливались по мемориальному комплексу «Мамаев Курган».
Приближался праздника. Рабочие чистили и подкрашивали обелиски и барельефы. На площадке перед поющим фонтаном старательно учились маршировать юнармейцы. По комплексу ходили экскурсионные группы, в большинстве из самих ветеранов.
Пораженный величием памятником Родины — Матери, Олесь, задрав голову, рассматривал занесенный гигантский меч и пытался прикинуть, на какую высоту возвышается скульптура.
— Высотища… — произнес он уважительно. — Это ж как ее устанавливали?
Журавлев не забивал голову столь глобальными вопросами; делая вид, что интересуется барельефом, косил глазами по сторонам, примеряясь, где лучше пристроить адскую машинку.
В пантеон к вечному огню? Опасно. У входа, кроме почетного караула, наверняка будет дежурить милиция, и человек с ношей в руке сразу привлечет ее внимание. К тому же, набьется столько народу, что выбраться наружу станет делом непростым. Далеко уйти после подрыва не получится, а значит, возрастает риск засветиться спецслужбам.
Гораздо безопаснее оставить заряд на открытой площадке. Последствия, конечно, будут не такими масштабными, как хотелось бы, но ведь дело не в количестве жертв и разрушениях! Важно на всю страну продемонстрировать бессилие власти; что новый Президент, каким бы жестким и деятельным не казался, ситуацию не контролирует. И если теракт свершается в святом для России месте, в святой для России день, о каком победоносном завершении Второй русско-чеченской войны может идти речь?