День Победы. Гексалогия
Шрифт:
Облако дыма, перемешанного с каменной пылью, затянуло небо над кварталом, мешая наблюдателям с АС-130 оценить результаты своего труда. А через секунду им стало не до этого. Взвыла система предупреждения о ракетном нападении. Сразу две зенитные ракеты приближались к неповоротливому «ганшипу» с разных сторон, зажимая его в клещи.
— Сбросить ловушки! — скомандовал офицер управления огнем. — Набрать высоту двадцать тысяч футов! Максимальная скорость!
Устройства AN/ALE-40 выстрелили очередь ложных целей, загоревшихся в сером небе мерцающими огненными шарами, и одна из ракет изменила курс, пролетев мимо «ганшипа». Тяжелый самолет, весивший со всей
— Еще ракеты, — сообщил оператор комплекса самообороны. — Одна справа! Две по левому борту!
— Вот дерьмо!
Инфракрасные ловушки, выстреливаемые во все стороны со скоростью пулемета, вспыхивали и гасли, но не все выпущенные партизанами ракеты удалось отвлечь. Еще одна «Игла» поразила другой двигатель. Осколки разлохматили обшивку плоскости. Самолет, став жутко неповоротливым, накренился, и, оставляя за собой в небе собой широкую полосу черного дыма, повернул к окраине города. Десятки партизан, выбравшихся из своих укрытий, провожали его взглядами, пока огромный «ганшип» не исчез за горизонтом, а затем из-за леса донесся раскат грома и где-то вдалеке вспух оранжево-черный огненный шар.
Олег Бурцев и Азамат Бердыев тоже застыли посреди заметенного снегом леса, и смотрели, как зачарованные, на падающий самолет. Эта заминка едва не стала роковой. Снаряд, разорвавшийся в паре десятков метров, заставил обоих вздрогнуть.
— А, черт, бежим! — Бурцев, зарываясь в сугробы, неуклюже двинулся к насыпи шоссе. — Давай в дренажную трубу!
Партизаны бежали, тяжело дыша, сплевывая вязкую слюну, подгоняемые звучавшими все чаще взрывами. Осколки срезали ветки с верхушек деревьев, роняя их на головы людей. Наконец Олег нырнул в тесную трубу, пронзавшую насквозь невысокую насыпь дороги. В тот момент, когда Азамат Бердыев, немного отставший, добрался до укрытия, очередной снаряд разорвался на обочине. Партизан вскрикнул, последним усилием затолкнув свое тело в бетонный зев трубы. Олег, подхвативший его, увидел кровь, залившую бедро. Из рваной раны, оставленной осколком, торчало мясо и жилы.
— Херня! — Бурцев ободряюще хлопнул по плечу бледного от боли напарника. — Сейчас промедол вколю, жгут наложу, и все будет путем! Держись!
— Мне теперь далеко не уйти.
— А далеко и не надо, мы почти добрались. Ничего, прорвемся!
— Знать бы, как там Хопкинс. Если он не дойдет, значит, все зря.
— У него друга американцы убили. Он должен дойти!
Сжавшись в своем ненадежном укрытии, партизаны замерли, дожидаясь, когда же утихнет свинцовая вьюга, беснующаяся над их головами. А в нескольких километрах от этого места водитель молоковоза, подпрыгивавшего на ухабистом проселке, выругавшись беззлобно, ударил по тормозам, когда прямо перед ним из зарослей вывалился человек, едва не упав под колеса.
— Жить надоело?! — Водитель высунулся из кабины, открыв дверь. — Эй, ты вообще в порядке?
Гарри Хопкинс, отдышавшись после стремительного и беспорядочного бега по зимнему лесу, кое-как выдавил из себя:
— Извини! Я спешил!
— На тот свет, что ли торопишься?
— О, нет! Наоборот, я должен жить, любой ценой! Слишком многое еще нужно успеть сделать!
Колхозник почесал затылок, а затем, услышав отзвуки канонады, донесшиеся со
— Дружище, тебя подвезти? Куда вообще бежишь-то? Садись, а то неспокойно становится!
— Спасибо! — Хопкинс проворно вскочил на подножку, втискиваясь в довольно тесную кабину. — Здесь американцы есть где поблизости?
— Они вокруг города стоят, на больших шоссе. На этом проселке ни разу не видал, потому и катаюсь здесь, рессоры ломаю. А что?
— Мне нужно туда, где их нет. И быстрее, пожалуйста!
Водитель снял свой побитый «газик» с ручного тормоза, дернул рычаг переключения передач, и машина, перевалившись через ухаб, неторопливо двинулась вперед. Несколько минут ехали молча, лишь шофер, молодой парень, для солидности, наверное, или просто по природной лени отрастивший усы и короткую бороду, все косился на своего нежданного пассажира. Наконец, не выдержав, он спросил:
— Ты не из города случайно?
— Из Нижнеуральска, да, — настороженно кивнул британец.
— Ну, братан, тебе и повезло! Говорят, там бандиты всех согнали в кучу, чтобы их не бомбили! Типа, заложников не тронут. Кое-кто, я слышал, пытался вырваться, да террористы уже на самой окраине перехватили. Я даже машины расстрелянные видел недалеко!
— Что за бред?! Откуда ты это взял?
— А что, не так, разве? — Водитель немного смутился. — В новостях каждый день рассказывают.
— Это американцы расстреливают всех, кто пытается покинуть город. И бомбят они без разбора. Они хотят уничтожить всех. Понимаешь меня? Всех!
— Так, а как же новости-то?
— Может быть, найдется все же тот, кто рискнет рассказать правду. А вообще, я в городе не видел ни одного человека с камерой. Все ваши журналисты торчат на базе под охраной американцев, так откуда же, черт возьми, они могут знать, что происходит в городе?!
Гарри Хопкинс почувствовал, что силы вдруг иссякли, словно кончился заряд в каких-то батарейках, за счет которого он и смог проделать весь этот путь. Репортер, крепко прижимая к себе рюкзак, откинулся назад, закрыв глаза, и сам не понял, как задремал. Очнуться же его заставил гудок приближающегося локомотива, тянувшего вереницу пассажирских вагонов на запад. На одном из них кое-как разлепивший будто свинцом налившиеся веки журналист прочел надпись: «Тюмень-Москва».
Дачу, затерянную в подмосковных лесах, среди вековых елей, дерзко вонзавших в небосвод свой острые вершины, охраняли получше, чем иную атомную электростанцию, это Ринат Сейфуллин знал точно. Чужих не подпускали и на десять верст, потому шоссе, стрелой прорезавшее лес, было пустым, и водитель его представительского седана «Мерседес» только и знал, что давить на газ. А позади, метрах в пятнадцати, как привязанный, держался «Гелендваген» с личными телохранителями — не ведомственной охраной, а проверенными, преданными только своему шефу людьми, которых новоиспеченный министр экономики России знал, как облупленных.
Мелькнул забор, высокий, со спиралью колючей проволоки, над которой торчали камеры видеонаблюдения, да не простые, а с инфракрасным каналом, так что не скроешься и ночью. Створки массивных ворот распахнулись, мелькнул в стороне охранник, высоченный парень в черной униформе, с новеньким пистолетом-пулеметом ПП-19-01 «Витязь-СН» на плече. Кортеж остановился в небольшом дворике, и Сейфуллин, не дожидаясь, когда телохранитель распахнет дверцу, выбрался из уютного, надежного нутра «Мерседеса», и, запахнув кожану. Куртку, бросился к дому, взбежав на крыльцо и громыхнув тяжелой дверью.