День поминовения
Шрифт:
— Да поздно было, транспорт не ходил, а места, знаешь, какие, еще и похуже влипнешь...
— Это точно. У нас ночью на улицу не выходи. Гарантирую. Разденут и по шее надают.
— Ну и что отец, бранился потом?
— Нет, отец смеялся. Не такой уж он дубоватый, как ты думаешь.
Маша смутилась. Дубоватым старшего Пылаева она не назвала бы, но, может, он похож на дуб? Дуб — могучее дерево, поднялось надо всем и никого не замечает, ни берез, ни елок, тем более травку у своих корней. Слишком жестким, твердым и прямым казался Маше старый Пылаев.
Весной
И наступил блаженный отдых от вздора и суеты перенаселенной квартиры. Расстались с Дусей, Маша ушла с работы. Теперь ее главное дело помогать Николаю: диссертацию надо было перепечатывать, считывать, вклеивать таблицы, фотографии во все три экземпляра. Еще надо было ухаживать за дочкой и мужем, кормить получше, а денег не хватало. Маша посадила немного овощей. Надо было удобрять землю, что вырастет на песке? Гуляя с девочкой, она собирала на дорогах конский и коровий навоз для огородика. У старой молочницы Маша брала две кружки молока — Кате, Николаю. Треска, картофель и чечевица были основой стола. Маша обшивала дочку, училась вязать, руки у нее были ловкие, а вязанье могло стать заработком. В июле диссертацию сдали в переплет, защита назначалась на сентябрь.
Напряжение отпустило Николая, он стал ласковым, внимательным и однажды вечером, присев перед Машей, отняв у нее вязанье, целуя ее руки, сказал: “Милая, ты замечательная жена, натерпелась ты со мной, я понимаю. Теперь мы будем жить лучше. И ты пойдешь учиться”.
Маша чуть не заплакала. Она устала, так устала ей бы отдохнуть. И не считать копейки, кормить их лучше и еще — купить зимнее пальто. Она ходила в старом, перелицованном, совершенно выношенном пальтишке.
А учиться ей совсем не хотелось.
В октябре Николай уехал в Саратов. Маша с дочкой должны были приехать позже.
Бог знает в чем ходила Маша зимой — еще в седьмом классе ей сшили пальто. Отец подарил отрез мундирного сукна отличного качества темно-зеленого цвета — бутылочного. Мама купила беличий воротничок. Пальто сшили на вырост, чуть великовато, но она действительно еще росла. И носила она пальто, красивое когда-то, двенадцать лет.
Николай прислал из Саратова свои подъемные и телеграмму: “Немедленно купи шубу”.
Получив перевод, Маша заколебалась: нужно ли тратиться на шубу, может обойтись — купить зимнее пальто.
“Купила ты шубу? — спрашивал муж в письме.— Непременно шубу, дорогую и хорошую”,— угадывал он ее сомнения. Торопил: “Как дела с шубой? Скоро мороз!”
Маша пошла по магазинам, оставляя Катьку подругам. И наконец купила в комиссионном беличью шубку, почти новую, нарядную, из хорошо подобранных шкурок. Маша стояла перед зеркалом, удивляясь тому, как может красить человека одежда. Она не узнавала себя. Пушистый светлый мех шел к ее пепельным волосам, серым глазам, нежному румянцу.
Продавец молча любовался ею, потом предложил шапочку, то ли из белого меха, то ли из пуха. Маша испугалась — дорого, но продавец уговорил: совсем недорого и так хорошо к лицу
— Ты настоящая ноличка! — закричала Катька, бросившись к ней и зарываясь носиком в ласковый мех.
— Что такое “ноличка”, Катюня?
— Такая меховая птичка...
Николай, встречая их на перроне в Саратове, сказал:
— Ты всегда должна ходить в шубе, даже летом.
Мария — материнское имя.
Марию-мать чтут во всем мире. Для тех, кто верует, она Богоматерь, для тех, кто не верит, — просто мать, символ материнской любви.
Нет образа чище, нежнее, женственнее, чем мать с младенцем на руках. Сколько создано ее изображений! Среди них творения гениальных художников. Мастера известные, безвестные и забытые воплощали образ женщины-матери в картинах, фресках, иконах, в скульптуре, вкладывая в свои творения не только веру, но и всем ведомую земную любовь к матери.
У живописцев Итальянского Возрождения лицо юной матери светится нежностью, радостью материнства. В ликах Богородицы на русских, иконах — любовь тревожная, предчувствие скорби, страданий.
Легкой поступью идет юная мать по облакам и бережно и гордо несет младенца сына. Мир, любовь и покой в ее облике, мир и покой излучает она. Это — Мадонна Рафаэля.
Так идет она, так прошла, так выходит из ужасов войны на картине современного белорусского художника, названной “И помнит мир спасенный”.
Кругом смерть, страдание — убитые, изувеченные, отчаявшиеся, изможденные, кругом руины, пожары, огонь... А она идет легко и спокойно, идет над этим морем бедствий, идет вперед, будто вышла, уцелев, из ада войны. За нею, и кажется, что она ведет их, — воины-победители, солдаты, живые и мертвые, те, кто выстрадал, возвратил нам мир.
Мать с младенцем на руках — зерно человечества. Во имя спасения человечества выносит мать свое дитя из огня войны.
Мать с ребенком на руках чтут во всем мире, к ней обращено множество просьб — помочь, защитить, спасти. Материнские просьбы, материнские слезы, надежда на то, что она, Мария-мать, поймет тревогу и страдания другой матери.
Материнская любовь — защита от зла, от несчастия. На перекрестках дорог — в Польше, в литовских лесах, в западных краях России — стоят на деревянных крестах под кровлею из двух дощечек фигурки Мадонны, вырезанные из дерева. Мария-мать хранит путника: да не заблудится, не собьется с дороги, не встретит лихого человека, злого зверя. Ветка можжевельника или брусники с красной ягодкой лежит у ног Богоматери — благодарность путника, цветная ленточка или крестик на цепочке — дар женщины из ближнего селения.