День поминовения
Шрифт:
Лора получала этот обед. Суп она съедала тут же с хлебом, а второе уносила домой Лиле. Голодной Лора не была, на этой работе не хотелось есть — все столовское хозяйство вызывало у нее тошноту.
В мойку шла вода из кухонного котла, который не нагревал толком, посуды не хватало, мыть ее приходилось непрерывно все обеденное время. В помещении мойки, где стоял также огромный буфет с посудой, было темновато, пахло болотной сырью и плохим жиром. Это можно было стерпеть, но было в ее работе и более отвратительное, даже страшное.
Когда столовую закрывали для посетителей
— Почему не травите крыс? — обратилась Лора к заведующей, отработав первую неделю.
Женщина, похожая на большую откормленную свинью, поднявшуюся на задние ноги, взглянула на Лору заплывшими глазками и ответила:
— Не лезьте не в свое дело.
Лора возмутилась:
— Приходите сюда вечером и узнаете, мое это дело или не мое. Попробуйте мыть котлы, в которых дерутся крысы. Всем известно — крысы разносят заразу. Я вызову санинспекцию.
На следующий день в кухне поставили три крысоловки, сразу же в них попались крысы. В крысином царстве начался переполох. Крысы визжали, лезли на столы, на теплую плиту. Лора обратилась с жалобой в местком. По вечерам обязали сторожа, охраняющего здание, наведываться в столовую, пока Лора не кончит работать.
Старик ходил, стучал палкой и разговаривал с крысами, как с домашней скотиной. Лора пригрозила заведующей:
— Если меня покусают, я подам на вас в суд.
На следующий день шеф-повар подозвал Лору и выдал ей в двух судках полный обед — домой, для дочки. Лора взяла, растроганная, поблагодарила, она приняла это как сочувствие одного эвакуированного к другому. Лилька ела, счастливая, наваристые щи и тушеное мясо. Щей хватило и для бабуси-хозяйки.
Назавтра Лора опять получила обед из “ответственного” меню, теперь каждый день ей давали обед домой. Лора поняла: это дополнительная оплата, премия, плата за страх, вернее, за невмешательство. Она назвала это “крысиной прибавкой”. Отказаться у нее не было сил — Лилька очень недоедала.
Удивительное животное крыса. Она плодится особенно в годы бедствий, захватывает дома, подвалы, бросается в склады, в пищеблоки и пекарни. Кажется, чем беднее люди, чем голоднее жизнь, тем больше жиреют и ликуют крысы. Зловещие твари!
Лора считала, что крысы — тоже гитлеровское войско, связанное со штабом фюрера. Она находила среди крыс и Геринга, и Геббельса. Последним была тощая длинная крыса, которой, в отличие от крысы-Геринга, не доставалось объедков. Геббельс визжал особенно пронзительно, его часто кусали другие крысы.
“Нет, надо отсюда двигать”,—
И Лора решила написать еще раз в Новосибирск, своей однокурснице по Плехановскому Варе, которая звала ее в самом начале войны, когда Киев сотрясали бомбежки. Сама Варя была сибирячка, жила в Челябинске, вышла замуж в Новосибирск. И только прожила с мужем неделю, как — война, и он ушел на фронт.
“Пойду работать на военный завод или буду опять проситься на фронт, а Лилю отдам в детдом — она уже большая”.
Лора обращалась в военкоматы в тех местах, где они останавливались, двигаясь постепенно на восток. “У меня муж пропал без вести”,— подкрепляла она свою просьбу. “А как ребенок? Если вас убьют, дочь останется сиротой”. Лора отвечала убежденно: “У нас в стране сирот нет, будет воспитываться в детдоме”. Но на фронт Лору не брали.
Она описала Варе свою жизнь с журналистским огоньком, с юмором. Но кончалось письмо грустно. Лева, конечно, погиб, хотя официально это не установлено, она одинока, работа в столовой ей не по душе.
Варя, человек практичный, ответила осторожно — остерегала Лору от непродуманных решений. Работа в столовой обеспечивает питанием ребенка, и старая хозяйка присматривает за девочкой. Устроиться на завод, где Варя работает бухгалтером, нетрудно, но кем, по какой специальности? “Ты пишешь: только в цех, к станку, только чтобы делать своими руками снаряды, но разве ты можешь работать у станка? Этому надо обучаться. А пока остается одно: разнорабочей, таскать тяжести, уборщицей — возить грязь. Заработок низкий, рабочая карточка обеспечит хлебом, остальное — обед в заводской столовой и редко — выдача по карточкам.
Впрочем, я не хочу тебя пугать, решай сама. Жить можно у нас с мамой, но мы обе работаем. Как ты устроишься с Лилей, не знаю, садики переполнены”.
Весной сорок третьего Лора переехала в Новосибирск и пошла работать на военный завод, эвакуированный из Москвы. Завод выпускал снаряды. Лоре пришлось первые месяцы таскать тяжести и убирать токарный цех. Было трудно, однако Лора знала, что делает нужное для фронта дело, и была довольна. Она хотела стать к станку — точить корпуса снарядов. Старый мастер, дед Гусаков, которого она просила взять се в ученицы, не отказал, но заниматься с нею не имел особого времени, да, видно, и не надеялся на успех.
— Дам-ко я тебе хорошего наставника,— сказал как-то мастер и крикнул: — Корюшкин, подойди, дело есть.
Из глубины цеха отозвался тонкий голос:
— Сейчас.
К ним подошел мальчик лет тринадцати-четырнадцати. Гусаков попросил его поработать с Лорой и оставил их одних.
— Поучить можно,— сказал малый раздумчиво,— но когда? У меня норма, я ее выполняю.
Лоре было неловко отвлекать делового паренька, она сказала робко:
— А если после смены или в перерыв?
— Хлеба дашь, тогда согласен, а без еды какой я учитель? Не потяну.