День (рассказы, эссэ и фельетоны)
Шрифт:
Не успела я осознать эту информацию, как вдруг наступила мертвая тишина, как перед приходом торнадо, потом произошло перешептывание и шевеление, выбежали охранники с мобильными телефонами, раздался сдавленный крик: "Закрывай!" и двери заложили на засов. Я и женщина, надумавшая купить чайник в форме зайца, в панике бросились вон из посудного отдела, решив, что магазин приступом берут ваххабиты. "Что случилось?" - "Пополз!" - крикнул кто-то в пятнистой форме, пробегая. "Кто?!" - "Курс!" - "Так сколько же теперь?.." - вскрикнула женщина, потрясая электрозайцем.- "Не знаем!.. Ползет!.." Я почувствовала, как деньги в моем кармане ухнули и осели, как мартовские сугробы в романах Тургенева.
Пылесос! Вот что
"Плачу двадцатку",- спохватилась я уже на полдороге.
"Да какая разница",- удивительным образом отозвался шофер.
На дороге застрял огромный белый свадебный лимузин; на капоте трепыхался букет цветов, дверцы были распахнуты, внутри пусто - машина явно сломалась. Но ощущение было такое, что жених с невестой, услышав по радио, о том, что "он ползет", бросили машину и рванули - как есть, в фате и лаковых ботинках - в ближайшую торговую точку,- будь то бутик с крокодиловыми пиджаками или ларек "American Sasisk", чтобы скупить товары на корню, пока еще дают.
Через десять минут я уже вбегала, запыхавшись, в вожделенный магазин, но продавцы "Дома тканей" опередили меня: они бежали впереди, зашпиливая бумажными полосами отныне запретные, недоступные импортные полотнища: где-то в незримых финансовых эмпиреях беззвучной волной вздымалась цена на немецкое, турецкое, французское, испанское - как в малярийном бреду. Часть покупателей еще не понимала, что происходит, другие, быстрые разумом Невтоны, всегда в изобилии порождамые русской землей, уже вовсю партизанили, отшпиливая бумагу от понравившихся тряпок, делая вид, что так всегда и было. Их разоблачали, вспыхивали забытые советского типа свары; у кассы уже стояла длинная и покорная советская очередь. Я купила километр ткани: не то, что хотела, а то, что было. Мы с кассиршей запутались в деньгах: она считала в новых, я, по привычке, в миллионах, одновременно пересчитывая их на у.е. А потом, все еще в неостывшем раже приобретательства и накопительства, я накупила ниток на третье тысячелетие - рублей эдак на восемь - и опять запуталась.
"Я вам должна еще полтинник",- сказала я продавцу.
"Да х... с ним, с полтинником",- по-доброму отвечал продавец.
Процесс пошел.
август 1998 года
Татьяна Никитична Толстая
Ложка для картоф.
Мне захотелось купить чашки, ложки и вилки, и я смело и свободно вошла в магазин.
– Сумочку сдайте,- скорбно сказала пожилая женщина, дежурившая у деревянных ячеек с номерками.
– А что такое?- всполошилась я.
Женщина завела глаза под лоб и чуть-чуть сдвинула челюсть вперед - в том смысле, что, знаете, все бывает: делают вид, что покупать пришли, а сами... Впрочем, магазин назывался "Фея домашнего очага" - нечто исключительно языческое и сакральное, возможно, предполагающее даже ритуальное обнажение. Может быть, дабы не осквернять храм, посетители должны оставить за порогом мирские предметы. Делать нечего, я отдала ей сумочку и тут же начала
Поэтому я дергалась и оборачивалась на ячейки и их хранительницу. Как только я начала дергаться и оборачиваться, у меня за спиной вырос мужчина в дорогом, но мешковато сидящем костюме - служитель культа Феи. Он стал внимательно смотреть на мои руки; правда, стоило мне обернуться, как он сейчас же начинал рассматривать пол. На полу же ничего интересного не было.
– Все гармонично,- поняла я.- Пока я думаю, что они будут красть у меня, они думают, что я буду красть у них.
Я растопырила пальцы и расставила руки немножко в стороны, чтобы было видно, что я не сгибаю палец крючком, не подцепляю и не выдергиваю вещи из витрин. Кроме того, я пошла особо медленной походкой, чтобы показать, что я не убегаю стремглав с неправедно награбленным.
Чашек и ложек в магазине было полно. Один кофейный сервиз был даже ничего, и я нагнулась, чтобы рассмотреть его поближе. Мужчина за моей спиной встал поудобнее и тоже нагнулся. Так, должно быть, всегда делают у очага.
"Взять, что ли?- размышляла я.- Чашки белые, с голубым рисуночком. Небольшие, но скромные". Теперь, когда ко мне придут друзья,- скажем, Наташа, Дима, Сережа,- мне приятно будет угощать их кофе из небитой посуды. Они будут веселиться и хохотать, и всем будет хорошо и приятно.
Сервиз стоил 5 485 200 рублей ровно. Стало быть, 914 200 на каждого. Почти миллион старыми. Сто сорок семь долларов. Это что же, Дима будет хватать руками чашечку за 147 долларов?! Дрожащими руками пьяницы? Нет-с, Дима отпадает. Наташа? Она любит говорить, размахивая чашкой. Я буду следить за траекторией чашки, волноваться за ее сохранность и упущу нить разговора. А зачем мне разговор, нить которого я упущу? А Сережа любит хлопнуть чашку на блюдце с размаху. Мои друзья не могут соответствовать моей будущей посуде. Либо они, либо чашки. Что ж, конец визитам. Прочь от моего очага. Увы.
Отказавшись от многолетней дружбы, я прикинула, кто же выдержит испытание. Получилось: Паша и Лена. Они смирные. Тут мой взгляд упал на другой сервиз, симпатичнее прежнего. Я представила, как Паша степенно пьет из этой чашечки, беленькой с красненькой полосочкой. Цена - 11 210 400 старыми, то есть 301 доллар на рыло. Н-да. А рубашка на Паше стоит от силы десятку, и манжеты пообтрепались. А у Лены туфли куплены еще в прошлом году. Да вообще, кто они такие, эти Лена и Паша? И почему они вечно хотят кофе,пили бы себе желудевый напиток из эмалированных кружек - по Сеньке и шапка. "Кофейку сваришь?.." - "Нет, Лена,- скажу я, холодно глядя в сторону.- И вообще, Лена... Ты этим чашкам не пара. Спрячь ноги под стол: сейчас Билл Гейтс придет".
Опомнившись, я оторвалась от витрины. За мной стояли уже трое алтарных служек, глядя кто в пол, кто в потолок. Не украв сервиза, я двинулась дальше. Трое бесшумно двинулись вслед. А интересно, как Билл Гейтс пьет кофе: с сахаром или без? Сахарная ложечка серебрилась в витрине в компании старших сестер. Купить Биллу ложку, чего там. 121 доллар штука. Сервиз плюс ложки... Да, но надо еще торт: Билл Гейтс смутно ассоциируется с тортом. Шесть вилок для торта - 1177 долларов. Итого - 3713. Если вынести из квартиры всю мебель, продать стиральную машину и месяц постоять в метро с картонкой: "Все сгорело, внуки обезножили, подайте на ремонт храма", то, думаю, справлюсь. При условии, конечно, если год питаться одной картошкой. В самом низу витрины, между "ч. ложкой" и "л. для соуса", как раз на этот случай, очень кстати, лежала "ложка для картоф.".