День разгорается
Шрифт:
— Тираж... — засветилось лицо издателя. — Конечно, хорошо бы, если бы отмахнуть нам тысяч двадцать! Да объявлений на целую полосу!.. Хорошо бы.
— Вот увидите, к этому идем! У нас большой авторитет, недаром мы, Сергей Григорьевич, все время с реакцией боролись! Видите, что вышло! А, сознайтесь, вы частенько бывали недовольны направлением газеты. Сколько раз вы упрекали меня, что газета слишком левая...
— Очень уж вы, Пал Палыч, иной раз сильно загибали... — немного смущенно возразил издатель. — Да и штрафы, тоже не шибко приятная штука. Три раза ведь мы платили!
—
— Что ж, — вздыхая согласился издатель, — видно, придется...
Успокоив издателя, Пал Палыч сам успокоился не окончательно. Требования рабочих, — рассуждал он, — сейчас выполнимы, но стоит пойти раз на уступки как появятся новые претензии. Это пугало. С этим надо было как-нибудь бороться. Пал Палыч решил сам переговорить с рабочими. Он розыскал правление союза и натолкнулся на рябого. С ним разговаривать Пал Палычу не хотелось, но делать было нечего.
— Товарищ Трофимов, вы знаете, конечно, уже, что все требования по нашей типографии удовлетворены?
— Слыхал, — коротко подтвердил рябой и настороженно поглядел на редактора.
— Я очень рад, что у нас все обошлось без трений. Впрочем, иначе и не могло быть! Вы хорошо знаете, на какую газету вы работаете! Но, знаете ли, издательству пришлось пойти на большие жертвы...
Рябой насмешливо сверкнул глазами:
— Эту песню мы от каждого хозяина слышим! В убыток, мол, производство, а закрывать лавочку ни один хозяин не собирается!
— Наше дело нельзя сравнивать с любым производством! — недовольно и нравоучительно возразил Пал Палыч. — Газета — это дело общественное, идейное.
— Идейное-то, идейное, а проценты у господина Баранова в банке все растут да растут!
Пал Палыч промолчал и сдержал готовое сорваться с уст возражение. Рябой раздражал его. Но с рябым не нужно было ссориться.
— Сергей Григорьевич, — со всей мягкостью, на какую он был способен, сказал он, — вложил в дело свой капитал, все, что у него есть. И он имеет право получать законную прибыль. Надо считаться с тем, что его капитал дает нам возможность иметь передовую, радикальную газету. Вы сами знаете, что «Восточные вести» всегда боролись с правительством, с самодержавием и неоднократно подвергались гонениям.
— К чему это вы? — равнодушно спросил Трофимов.
— А к тому, товарищ Трофимов, что дело наше надо беречь и не ставить его в невыносимое положение дальнейшими невыполнимыми требованиями...
— Понимаю, — усмехнулся рябой, — кой-кому желательно нажить капитал на рабочей шкуре! Вряд ли это пройдет!
— Вы ошибаетесь! — рассердился Пал Палыч. — Я, например, совершенно не заинтересован материально в издательстве, Сергей Григорьевич, повторяю, еле-еле получает законный процент на капитал. Но мы все, и вы, рабочие, в том числе, кровно заинтересованы в существовании независимой, левой газеты. Это надо понимать!..
И, смягчая свой тон, с улыбкой добавил:
— Одним словом, я уверен, что здоровое рабочее чутье подскажет
— Ясно! — усмехнулся Трофимов. — Будьте спокойны, мы свою линию поведем напрямик!..
Когда Трофимов ушел от Пал Палыча, редактор раздраженно прошелся по своему кабинету, затем немного поостыл и сел писать очередную передовицу о бережном и осторожном отношении к народоправству...
Завсегдатаи общественного собрания нашли себе новое интересное занятие. Они приобрели привычку вести дебаты и почувствовали вкус к политическим спорам. Они чаще, чем когда-либо, отрывались от карточных столов и заводили бурные и бесконечные разговоры о политике. Но это не были просто беспредметные разговоры и споры о политике вообще, — клубные люди спорили главным образом о будущей государственной думе и о выборах в нее.
Еще со всех концов России приходили вести о беспорядках, о погромах, о кровопролитии. Еще не улеглись страсти здесь, под боком. Еще свежи были в памяти описания кровавых событий в соседних городах. А тут судили и рядили о будущем избирательном законе и гадали о возможных кандидатах в государственную думу.
Чепурной расхаживал по гостинным общественного собрания с высоко поднятой головой. Он считал себя знатоком конституционного права и мог ответить на любой вопрос, касающийся парламентов и парламентаризма. И к нему со всех сторон обращались за разъяснениями, за справками, за советом. Даже Пал Палыч воспользовался знаниями Чепурного и взял у него статью о конституции. Кой-кто уже поговаривал о том, что Чепурной, если он выставит свою кандидатуру, непременно попадет в первый российский парламент. Когда Чепурному об этом намекали, он загадочно улыбался и переводил разговор на другую тему.
О будущей государственной думе говорили все. Не отставал от других и Суконников-младпшй. Он вмешивался в разговор и толковал о роли купечества.
— Конечно, — сбивчиво, но тем не менее настойчиво твердил он, — конечно, в наших местах, где, так сказать, промышленного капиталу мало, а все больше торговля и оборот, у нас, говорю, купечеству должен теперь ход быть дан широкий...
— А как, — перебивали его насмешники, — Сергей Петрович, папаша ваш все еще собирается от новых порядков бежать? Не передумал?
— Папаша мой человек привычек старых... Однако, как новые порядки от высшей власти произошли, то в скорости он смирится...
— И, пожалуй, в российский парламент устремится? Законодательствовать начнет?
— Не знаю. Не слыхал такого... — сдержанно огрызался Суконников и прятал в глазах злые искорки.
— А вы сами, Сергей Петрович, не собираетесь государственными делами заниматься?
— Я полагаю так: вообще много туману во всем, что и как... Некоторые, по-моему, рано планы свои планируют. Обождать надо, а уж потом прилаживать что к чему... Но на счет ходу купеческому капиталу в нашей местности остаюсь при твердом мнении... Торговое сословие наше крепкое и личность свою имеет особенную. В нем вся сила, если посмотреть, в нашей местности!