День рождения
Шрифт:
Тимергали увидел совсем близко танки с черной свастикой, гусеницы, разворачивавшие вязкую глинистую землю… Хотел встать на ноги, чтобы бросить гранату, и не смог: пулеметная очередь прошила ему обе ноги, и он стал медленно терять сознание, погружаться в горячую, густую боль. Последним усилием воли он заставил себя дотянуться до приготовленной связки гранат. Хватило сил подтянуть гранаты к себе. Слабеющей рукой Тимергали выдернул чеку, когда на него надвинулась грохочущая тень…
Когда остатки 72-й Кубанской дивизии достигли моря, было получено
VII
Миннигали перестал получать от брата письма, и это его очень тревожило. Прошло больше двух с половиной месяцев. В деревне мать и отец тоже горюют о старшем сыне. Что случилось с братом? Может, он опять в окружении? По последним сводкам Совинформбюро, места, откуда получил Миннигали последнее письмо от брата, уже в руках врага. Наверно, случилась беда со всей частью, в которой воевал Тимергали, иначе ее командиры давно бы уже ответили на настойчивые запросы.
Осталось совсем немного до окончания училища. «Как только выяснится, где брат, сразу же попрошусь в ту часть», — подумал Миннигали, возвращаясь в строю курсантов с учений на Салаханах.
Сзади донеслась команда взводного:
— Шире шаг!
Когда вышли на улицу Алекберова, Щербань отыскал глазами запевалу:
— Соловьев, начинай!
— Какую?
— «Карамалинские горы»! — пошутил Миннигали.
— Ее потом, когда в казарму вернемся, — улыбнулся Щербань, затем сказал строго: — В строю не разговаривать! Запевай!
Николай Соловьев, полупивший прозвище Соловей, словно стараясь оправдать его, распрямил плечи, выше поднял голову, набрал побольше воздуха в легкие и запел высоким, звонким голосом:
Пойдем, Галя, с нами, казаками,
Краше тебе буде, чем родной маме…
Часто повторявшаяся песня не понравилась командиру.
— Другую! — скомандовал он.
Тогда Соловьев запел:
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой.
Курсанты дружно подхватили:
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна.
Идет война народная,
Священная война!..
И
Лица у курсантов, идущих в ногу, отчеканивающих каждый шаг, серьезны, сосредоточенны.
Песню допели у ворот училища.
Перед казармой прогремела команда сержанта:
— Взво-о-од… — ритм шагов участился и стал слышен отчетливее, — стой!
Взвод курсантов, как единый организм, разом остановился.
— Напра-а-во! Воль-но!
Сержант Щербань подвел итоги учений на полигоне, отметил недостатки и успехи каждого курсанта и, предупредив, что через десять минут нужно снова построиться, распустил взвод.
— Курсант Губайдуллин! — крикнул он.
— Я! — Миннигали вытянулся.
— У проходной будки Лейла твоя ждет. Беги! — приказал сержант.
Миннигали никого не заметил, когда проходили мимо ворот.
— Нет там Лейлы, — сказал он, покраснев.
Командир взвода улыбнулся:
— Я ее хорошо разглядел. Иди!
Сержант не ошибся. Лейла действительно ждала за воротами. Не узнал Миннигали ее потому, что она была необычно одета — в черном платье и черном платке.
— Лейла!
Девушка невидящим взглядом следила за муравьем, с трудом тащившим за крыло огромную муху. Услышав Миннигали, она вздрогнула и, словно пробудившись ото сна, подняла голову.
Увидев ее опухшее от слез, печальное лицо, Миннигали встревожился:
— Лейла, что случилось?
— Рашид!.. — Слезы душили девушку. Она заставила себя немного успокоиться и с трудом договорила: — Пришла похоронная на Рашида.
Эта весть потрясла Миннигали. Разве можно в такую минуту найти слова, которые могли бы утешить сестру погибшего друга?! Да и есть ли такие слова?
— Не плачь, Лейла, крепись. Фашисты получат по заслугам за все! — Миннигали стиснул зубы, сжал кулаки: — Пусть не ждут пощады, проклятые гады!
Лейла закрывала руками лицо.
— Не плачь, Лейла.
— Я не плачу. Слезы сами текут. — Лейла улыбнулась через силу — Я не жаловаться пришла. Все люди сейчас переживают такое горе… Я понимаю, война… Без жертв не бывает победы…
Новое, по-взрослому мудрое отношение к жизни прежде веселой, беспечной Лейлы удивило Миннигали.
— Правильно, Лейла! Ты молодец, ты удивительный человек! — воскликнул он. — Ты всегда будешь такой, ладно?!
— Такой, как прежде, я уже не буду, — сказала девушка, смахнув носовым платком слезы с длинных мокрых ресниц. — А ты не забывай меня, где бы ни оказался. Письма посылай маме. Связь будем держать через нее, ладно?
— Почему же не прямо тебе? — удивился Миннигали.
— Я записалась на курсы медсестер. Хочу отомстить фашистам за брата. Иначе я не могу.
— А где эти курсы?
— Еще не знаю. Нам скажут позднее.
— Как только станет известно что-нибудь, сразу же сообщи мне, ладно?