День саранчи (сборник)
Шрифт:
– Ты чего там мямлишь?
– грозно спросила она.
Калека хотел вздохнуть, но вздох перешел в стон, и тогда, словно устыдившись, он сказал:
– Ну не кот ли я, что привел жене мужика?
– Он кинул быстрый взгляд на Подругу и виновато засмеялся.
Миссис Дойл рассвирепела. Она скатала газету и хлопнула ею мужа по губам. К ее удивлению, Дойл стал дурачиться. Он зарычал, как собака, и схватил газету зубами. Когда же она выпустила свой конец, он стал на четвереньки и продолжал представление на полу.
Подруга скорбящих хотел поднять калеку
Жена дала ему пинка и, презрительно фыркнув, отвернулась.
Когда Дойл насмеялся вволю, они снова сели за стол. Дойл с женой глядели друг на друга, а он снова стал обдумывать послание.
Молчание тяготило миссис Дойл. Наконец, не выдержав, она встала и пошла к буфету, налить еще по одной. Но бутылка была пуста. Миссис Дойл попросила мужа сходить в угловую аптеку за джином. Он отказался, решительно мотнув головой.
Она стала его уговаривать. Он не слушал, и она потеряла терпение.
– Иди за джином!
– взвизгнула она.
– Иди за джином, скотина!
Подруга скорбящих встал. Он еще не придумал послания, но
надо было что-то сказать.
– Пожалуйста, не деритесь, - попросил он.
– Муж вас любит, миссис Дойл; вот почему он так себя ведет. Будьте добры к нему.
Она раздраженно буркнула и вышла из комнаты. Они услышали, как она гремит посудой на кухне.
Подруга скорбящих подошел к калеке и улыбнулся ему той улыбкой, какую применил в пивной. Калека улыбнулся в ответ и сунул руку. Подруга сжал ее, и так, улыбаясь и держась за руки, они стояли, пока не вошла миссис Дойл.
– Ну что за милая парочка, - сказала она.
Дойл отнял руку и замахнулся на жену. Подруга понял, что настал час выступить с посланием. Теперь или никогда.
– У вас большое сильное тело, миссис Дойл. Сжав мужа в объятиях, вы можете согреть его и вселить в него жизнь. Вы можете растопить лед в его костях. Он влачит свои дни в проулках и подвалах, под тяжким бременем усталости и боли. Вы можете заменить это бремя мечтой о вас. Бодрящей мечтой, которая возбудит его, как динамо. Вы можете добиться этого, позволив ему завоевать вас в постели. И вам воздастся, ибо он расцветет и преисполнится к вам страстью…
Она была настолько изумлена, что даже не рассмеялась, а калека отвернулся, как бы в смущении.
С первых слов подруга понял, что будет смешно. Избегая Бога, он не мог черпать силу в своем сердце и просто сочинил еще одну статейку для газеты.
Он попробовал еще раз - ударившись в истерику.
– Христос есть любовь, - закричал он. Крик был театральный, но он продолжал: - Христос - это черный плод, висящий на крестном дереве. Человек погиб, вкусив искусительный плод. Он спасется, вкушая спасительный плод. Черный Христоплод, любовный плод…
На этот раз он потерпел еще более жалкое фиаско. Пустословие Подруги скорбящих сменил на пустословие Шрайка. Он чувствовал себя как пустая бутылка, сухая и блестящая.
Он зажмурился. Когда он услышал слова калеки: «Я люблю тебя,
– Ладно, псих, - сказала она мужу с царственным видом.
– Я тебя прощаю, только сбегай за джином.
Не взглянув на Подругу скорбящих, Дойл взял шляпу и вышел. Когда дверь за ним закрылась, миссис Дойл с улыбкой сказала:
– Ну, ты уморил - с расстегнутой-то ширинкой. Я думала, сдохну от смеха.
Он не ответил.
– Видал - ревнивый?
– продолжала она.
– Ему только покажи мужика побольше: «Ой, вот бы с кем закрутить». Так он прямо бесится.
Она говорила тихо и хрипло, и ясно было, что она его соблазняет. Когда она подошла к приемнику, чтобы найти джаз, она вильнула ему задом, как флагом.
Он сказал, что устал и танцевать не хочет. Сделав перед ним несколько непристойных па, она села к нему на колени. Он пытался ее оттолкнуть, но она присосалась к его рту раскрытыми губами, а когда он отвернулся, стала тереться носом о его щеку. Он чувствовал себя как пустая бутылка, медленно наполняющаяся теплой грязной водой.
Когда она расстегнула ворот платья и попыталась засунуть туда его голову, он резко развел колени и скинул ее на пол. Она попыталась стянуть его за собой. Он ударил, не глядя, и попал ей в лицо. Она закричала, он ударил еще раз и еще. Бил ее, пока она не отпустила, и тогда он бросился вон.
Подруга скорбящих снова слег в постель. На этот раз она его определенно вывезла - и с большой скоростью. Надо было только ехать спокойно. Он ехал уже третьи сутки.
Прежде чем подняться на борт, он подготовился к дороге - заглушил звонок телефона и купил несколько громадных жестянок с крекерами. Теперь он лежал в постели, грыз крекеры, пил воду и курил сигареты.
Он думал о том, как он спокоен. Покой был таким глубоким, что Подруга не мог нарушить его даже тем, что сознавал его. За три дня он далеко уехал. В комнате темнело. Он слез с кровати, почистил зубы, помочился, потом выключил свет и уснул. Он уснул без единого вздоха, уснул сном мудрых и безгрешных. Но в сновидении возникали светляки и колыхание океанов.
Потом поезд подъехал к станции, где он был лежащей статуей с остановившимися часами в руке, карета въехала во двор трактира, где он сидел с гитарой, положив перед собой перевернутую шапку и стряхивая дождь с горба.
Сон перешел в явь. Шум обоих приездов скомбинировался: стучали в дверь. Подруга скорбящих вылез из постели. Он был нагишом, но пошел открывать, не одевшись. Ворвались пять человек, двое из них женщины. Увидев его голым, женщины запищали и выскочили в коридор.
Трое мужчин не отступили. В одном Подруга узнал Шрайка и заметил, что тот, как и остальные, очень пьян. Шрайк сказал, что одна из женщин его жена, и хотел драться с Подругой скорбящих, ибо он ее оскорбил.