День щекотуна
Шрифт:
Было и такое: листовки об аморальном поведении теоретиков марксизма-ленинизма кропал и ночами их в мужских отсеках дощатых общественных туалетов расклеивал. В женские не совался (то ли из-за стеснительности, то ли из каких-либо иных соображений)...
И казалось, одна ему дорога - в политические заключенные... Ан нет!..
Во время срочной службы в морской береговой охране увлекся браконьерством: тайком от командиров и сотоварищей ловил на удочку золотых рыбок и выпрашивал у них исполнения заветных желаний. Как ни пыжился,
Однажды на рассвете на кру-у-упный крючок Чебурекия насадился ноздрею перебежчик, уплывавший в аквалангистском снаряжении в нейтральные территориальные воды, где его поджидала педальноприводная японская подлодка-малютка... И не какой-нибудь заурядный гражданин оказался в роли добычи, а всамделишный генеральный конструктор противотанковой твердосплавной ковырялки (позже, когда эта штукенция была принята на вооружение, советский солдат мог ею без особого труда за каких-то пятнадцать минут на-а-асквозь(!) проковырять лобовую броню среднестатистического тяжелого танка блока НАТО!)... Кто служил в сухопутных войсках СССР в восьмидесятых годах прошлого века, должен непременно помнить сие незатейливое, но су-упер(!)эффективное оружие, широко известное под аббревиатурой "РПК-45" (ручная противотанковая ковырялка длинною в 45 сантиметров).
– Отпусти-и-и меня, матро-осик!
– взмолился изменник Родины, - Любы-ые твои три желания исполню!
– А слабо меня в комсомоле восстановить, орденом Ленина наградить и сделать офицером Комитета государственной безопасности?!
– помараковав, осведомился Чебурекий.
– Да нисколечко!
– возликовал перебежчик, - Ты сперва из моей ноздри свой крючок-то вынь, а я тебе записочку к агенту японской разведки, внедренному в отдел кадров КГБ, черкну. Вот он и твои хотения претвори-ит(!) в жизнь.
– Складно булькаешь, негодник, - сказал не по годам мудрый Чебурекий, - Я тебя с крючка сниму, а ты нырк, и поминай как звали!.. Нетушки-фигушки! Сперва маляву сочиняй, а потом уж я крючок выну.
– Чую, обманешь, юноша, старшего по возрасту, - усомнился в искренности пограничника перебежчик.
– А у тебя выбор-то есть?
– наставляя на него собственноручно выстроганную из березовой доски корявую снайперскую винтовку, урезонил Чебурекий.
– Нету, - признал свое аховое положение изменник.
– То-то ж, - защелбанив пленнику в темя, высказался страж рубежей любимой Отчизны, - Пока малявы не будет, хрен(!) тебе, а не крючок из ноздри.
– Да ка-ак(!) же я тебе в морской пучине напишу-то?
– заныл терзаемый прибоем перебежчик, - Вы-ыпусти(!) тогда уж... хотя бы на сушу, дружище. Тем более, у меня хроническая морская болезнь.
– И какого тогда беса, коль болтанку не переносишь, в ихтиандры заделался?
– одновременно с неким укором и сопереживанием спросил Чебурекий.
– Так из-за него, морского-то недуга, и пришлось эмигрировать подводно, - пробормотал выползающий
И вот, то-олько я нырнул да разогнался, а тут ты-ы со своим поганым крючком!
– Но-но! Полегче в выражениях-то насчет моего крючка!
– разоблачая перебежчика из гидрокостюма и одновременно выволакивая его на берег, приструнил его Чебурекий.
Дальнейшие события развернулись по гениальнейше простецкому сценарию... Пока отщепенец в свете поднимающегося над горизонтом Солнца посредством химического карандаша микроскопическим почерком увлеченно строчил на трехрублевой купюре так называемую маляву для японского агента, бдительный рыболов зарыл в песок его ласты (дабы не улизнул морским путем); незаметно изъял из желтого непромокаемого чемоданчика особо секретную проектную документацию по противотанковой ковырялке и ее опытный образец, пару кальсон с начесом, завернутый в провинциальную военно-морскую газету "Торпедная правда" шмат свиного сала и баночку с обувным кремом. Трофеи были без промедления прикопаны рядом с ластами...
Когда конструктор завершил сочинительство, Чебурекий, прикидывающийся алчным до халявы индивидуумом, строго осведомился:
– Про орден Ленина-то, дядя, упомянул?
– А как же?
– вопросом подтвердил присутствие в тексте оного упоминания перебежчик.
– А про восстановление в комсомоле и офицерское звание?
– Безусловно.
– Та-ак... Адрес этого японского шпиона указал?
– Не-ет.
– Пиши.
– А какой? Домашний или служебный?
– Оба записывай.
– Хорошо-о-о.
– Пароль и отзыв написал?
– Не-ет.
– Ука-азывай! Что ж ты этак? Я к тебе всей распростертою душою, а ты ко мне хрен знает чем!!
– Сбавьте тон, уважаемый, а то, неровен час, ваши коллеги - пограничники - услышат!
– дописывая текстовую недостачу, предостерег беглый секретный конструктор.
– Не услы-ышат!
– громогласно заверил Чебурекий, - Тут на пять километров по береговому фронту только я... Напиши, чтобы этот шпион мне еще и денег дал...
– На мороженку?
– шутканул с подхихиком изменник.
– Ты у меня тут повыража-айся!
– отвесив задержанному оплеуху, с твердинкой в голосе выразился Чебурекий.
– Не педагогично.
– Чего-о-о?!
– Не педагогично на прилежных руку поднимать.
– Ишь... Приле-ежный... отыскался.., - с пренебрежением выдавил Чебурекий, - Ты, олух царя небесного, этому ворогу-японцу про де-еньги(!) мне в качестве откупного за предстоящий мой к нему шантаж пиши.
– Сколько?