Дэнилидиса - непутёвый герой
Шрифт:
"Прям про русский бунт рассказывает" - мелькнула в голове ироничная мысль. Уверенность потихоньку возвращалась ко мне, вроде бы ситуация была практически под контролем.
– Но я не могу позволить оставить тебя в живых.
– Неожиданно продолжил Перегонт.
– Даже вопреки Имперскому указу...
Не успел я ни удивиться, ни испугаться, как тускло блеснула сталь, и живот взрезало мгновенной жгучей болью, на ноги плеснуло чем-то горячим. Послышался мокрый шлепок и ноздрей коснулся противный затхло-сладковатый запах. Я в немом изумлении скосил глаза вниз и увидел
Я смог только лишь вопросительно прохрипеть и последнее, что почувствовал - внезапно прыгнувшая в глаза земля и смертельный холод, стиснувший еще бившееся сердце....
"Я убит" - была последняя моя мысль...
Книга 2.
Глава 1.
Тёмно-серый цвет заполнил всё пространство - от края и до края, воздух казался осязаемым и подёрнутым рябью. Откуда-то из-под меня время от времени просачивались слабенькие блики бледно-сиреневого цвета.
"Аааааа?" - пронеслись бессвязные мысли - "Что со мной? Где я? Я же погиб! Неужели это чистилище?"
Неожиданно по телу прошла вибрация, усиливаясь и почти сразу же затихая. Одновременно с вибрацией прокатился грохот, смягченный каким-то препятствием.... Пространство вокруг меня заколебалось, слегка закачалось и успокоилось.
Я застонал и сел. Странно, но ничего не болело и не беспокоило, и застонал я скорее по привычке, чем причинно. Во рту был кислый вкус окровавленной стали и вдруг я осознал первое своё желание - захотелось пить. Только я подумал об этом, как бледно-сиреневое свечение стало чуть интенсивнее и ярче. Я невольно скосил глаза вниз... И забыл от ужаса все слова, мысли и желания! Свет исходил от собственных кишок, вывернутых наружу из вспоротого живота. Это было дико, ужасно, отвратно, нереально. Но это было!
Я в тупом недоумении пялился на то, каким чудным, почти уютным светом пульсируют в этом серо-тоскливо-холодном пространстве мои собственные кишочки. Причем, я не чувствовал никакого дискомфорта, мне не было ни капельки больно, мне не было даже холодно и сидеть я мог в любой неудобной позе - я почему-то твёрдо знал, что ноги у меня не затекут.
Я в потрясении откинулся назад и почувствовал, как моя спина упёрлась в слегка шершавую стену... И сразу же всё окружающее пространство превратилось в небольшую каморку, наполненную серым светом, снаружи порой
Я решил осмотреться, а в помощь зрению использовал собственный сиреневый свет. Сама каморка была по несколько шагов в длину и ширину, справа от меня проступил силуэт стула с высокой спинкой, я подошел ближе: на стуле валялся скомканный куль грязно-бежевого плаща, рядом, на полу была рассыпана куча различного мелкого мусора. В противоположной стене по светло-серым полоскам по периметру обнаружилась дверь...
"Неудобно будет выйти на улицу с неприкрытыми кишками" - отстраненно подумал я и накинул на плечи найденный плащ. Пуговиц не было, и потому я пошарил в карманах в поисках ремешка, пояса либо чего-то подобного, чтобы как-то прикрыть свою "срамоту".
В правом кармане рука нащупала листок бумаги, который я, естественно же вытащил наружу и поближе к свету: это оказалась записка, в которой, как мне показалось, знакомым почерком было написано следующее:
"Надень этот плащ и выходи на улицу. Поверни сразу налево и иди вниз по улице вдоль трамвайных путей. Дойдёшь до моста "Макс унгер цвайде". Свернёшь направо и пройдёшь пять кварталов. Врача зовут Кнут фон Вольфштайн. Адрес: Эрдбург-штрассе, 27.".
Ничему уже не удивляясь, я накинул плащ, предварительно свернув свои светящиеся кишки в аккуратный клубочек и, по возможности, запихнув их обратно в страшный разрез в животе. Однако всё ж таки пришлось одной рукой поддерживать их, чтоб не вывалились и не запутали мне ноги.
Я толкнул дверь и вышел наружу...
Уютный медово-серый свет обрушился на меня с небес. Вообще здесь преобладали все оттенки серого: булыжная мостовая, стены невысоких домов, немногочисленные прохожие отливали насыщенно-серым; закутки, переулки, углы зданий - буквально врезались в пространство тёмно-серым.
Мимо прошла высокая дама средних лет в элегантной серебристо-серой шляпке. Её породистое надменное лицо казалось высеченным из гранита, но сама она казалась выцветшей, словно иссеченная временем деревянная колода... Уж не спрашивайте, откуда у меня взялось такое сравнение.
Придерживая полы плаща, я двинулся, как и советовалось записке, влево - вниз по узкой улочке. Я шел, словно сквозь легкую сероватую марь, казалось, что сам воздух здесь соткан из мельчайших серых капелек. Однако на душе было на удивление легко и спокойно, словно после долгих опасных скитаний я попал на станцию пересадки с длительным ожиданием, где "всё включено" и не надо думать ни о чём, тем более - о насущном.
Сзади послышался лязгающий грохот, по телу волной вибрации пробежала дрожь. Я невольно оглянулся, прижимаясь к стене трёхэтажного дома с островерхой крышей. Перевалив через укатанный в булыжник гребень, в мою сторону нёсся бело-серо-бледно-черный трамвай сглажено-округлой формы с кругляшами отключенных фар.
Я улыбнулся, провожая его взглядом - словно встретил давешнего доброго приятеля; в окнах мелькнули размытые силуэты, на задней подножке беззаботно устроилась непривычно тихая детвора.