Дэнилидиса - непутёвый герой

Жмыхов Денис Валерьевич

Голова её была опущена на сложенные на окаемке чаши руки, так что лицо скрывал водопад густых тёмных волос. Одета она была в изорванное длинное платье цвета морского жемчуга, подчеркивавшее стройность и гибкость её фигуры. Тело чародейки тихонько сотрясалось от горького плача, сквозь который иногда пробивались невнятные слова на незнакомом певучем языке, наполненные горечью и отчаянием.

Праздник скорби был жестоко нарушен моими тяжёлыми шагами, отдававшимися дребезжащей сталью под каменными сводами зала. Андотимэль испуганно вскинула голову, и я невольно замедлил ход под взглядом больших миндалевидных глаз, в которых застыл мокрый страх. Я продолжал

надвигаться, облаченный в сталь, бухая подкованными сапожищами, с потемневшим от крови и грязи плащом на плечах, сжимая в руке острый меч. Она затравленно подалась назад, но наткнулась на высокую стенку чаши и сползла спиной по камню вниз на невысокий тёмный постамент...

Я подошел на расстояние чуть больше вытянутой руки. Я стоял, она полулежала, упёршись затылком в каменную стенку - и наши глаза были на одном уровне.

Глядя на неё я уже не испытывал и тени страха, передо мной находилась испуганная и прекрасная эльфийка в изорванном платье с разметавшимися волосами. Слёзы в её глазах застыли прозрачной слюдой, и казалось, что они никогда не прольются, не побегут вниз солёнными мокрыми дорожками по скулам и щекам. Её кожа была невероятно гладкая и нежная, гладкая даже на взгляд. Она выглядела молодой, даже юной, особенно с прикушенной в отчаянии пухлой нижней губой. Но что такое возраст для эльфов? Судя по прочитанным мною книгам - ничто, или почти ничто.

– Ты пришёл.
– Тихо произнесла она нежным испуганным голосом.

– Как видишь...
– Вдруг почему-то с трудом ответил я.

– Наконец-то ты пришёл.
– Уже почти прошептала она, и в этом шёпоте кроме страха уже слышалась и робкая радость.

Я на секунду закрыл глаза и мотнул головой, пытаясь стряхнуть это сладкое наважденье. Что-то мне не очень нравилось начало диалога двух непримиримых врагов... Однако в следующий миг я вновь погрузился в какой-то мягкий плен, увидев как всё-таки скатились крупные алмазы слёз по её скулам, щекам и ниже по длинной нежной шее.

– Я так ждала.
– Одновременно горько и счастливо всхлипнула она и вдруг поддалась вперёд, быстро слезая с постамента и становясь передо мной на колени.
– Господин мой...

Вот тут меня как обухом по макушке, аж в глазах потемнело, а по телу стал разливаться жар, но уже немного другого характера.

Она порывисто встала и сделала такой робкий и неуверенный шажок ко мне, протягивая навстречу руки. Теперь уже я шарахнулся назад, выставляя перед собой меч, такой поворот событий всё больше выбивал из колеи и в голове только лихорадочное мельтешение обрывков бессвязных мыслей.

– Зачем, господин?
– Горько прошептала она, сделав ещё один шажок вперёд, и остановилась, почти касаясь кончика отточенного клинка.

Несколько долгих секунд длилось это растерянное молчание, затем она медленно, но уверенно потянула с себя вниз остатки своего платья - всё также неотрывно глядя мне в глаза.

Голова закружилась, и меч в дрожащей руке пошёл вниз...

Она была стройна и грациозна, густые волосы волнами спадали на плечи и на высокую грудь, не скрывая её, а только ещё больше подчеркивая нежные окружности - такие упругие и такого подходящего размера. Светло-коричневые кончики сосков гордо смотрели вверх, твердея на глазах. Я нервно сглотнул, пытаясь не пялиться на всё это, а смотреть в глаза: большие, влажные, полные тихой радости, нежности и надежды... Ч-чёрт!

– Это всё твоё.
– Грудным голосом тихо произнесла она, проводя рукой от основания шеи по грудям и дальше вниз.
– Возьми же, господин и не отдавай

никому...

Она сделала ещё один мягкий шаг навстречу. И тут....

– Мадам.
– Резко сказал я.
– А срёте вы тоже фиалками?

От такой унизительной и нахальной грубости она вмиг опешила, в удивлении распахнув до предела и без того большие глазища. А в следующий миг я резко шагнул вперёд и врезал перекрестьем меча по этому юному очаровательному лицу. Всхрапнув кровью сквозь сломанный нос, Андотимэль рухнула спиной вперёд обратно на постамент, а когда дёрнулась вскочить, я вонзил свой меч аккурат ей под ключицу. Обливаясь кровью, чародейка рухнула уже в последний раз - замертво. Её белое тело ещё какое-то время потряслось в агонии, а затем замерло, расслабляя все группы мышц. М-даааа, совсем не фиалки.

И тут в память ворвались крики заживо разрываемых людей и вид кровоточащего мяса на живых древесных отростках, умирающие от наших стрел плачущие хуторские бабы и ревущие от боли и страха дети, корчащиеся от сильного яда воины, которых лишь слегка задели вероломные эльфийские стрелы, сминаемые в красный мокрый комок стальными лапищами големов имперские солдаты, вскрывающие себе кинжалами горло подвывающие от страха люди, вырвавший себе глаз бедолага Эрвин, что принял на себя всю тяжесть ударной волны ужаса и не совладавший с ней, но давший остальным нам немного времени прийти в себя....

За спиной что-то жутко прогрохотало, я, совсем не по-баронски, взвизгнув, подпрыгнул на месте, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов и махнув мечом. В трёх шагах от меня валялись обломки каменной статуи эльфийского воина. Я затравленно огляделся и заметил прореху в стене рядом с аркой входа. Получается, что барельеф ожил, вылез из камня и беззвучно двигался ко мне, пока проклятая колдунья заговаривала мне зубы (и остальные части тела). И тут меня затрясло и заколотило крупной дрожью так, что зубы выбивали рваную дробь, а ноги, отказываясь повиноваться, подкосились, роняя облаченное в доспехи тело на захламлённый камень пола. В последний миг я успел опереться рукой о постамент, чтобы не звездануться со всей дури затылком о выступающий угол.

– Т-тварь...
– Злобно шептал я, дрожащим голосом, приходя в себя и ещё больше озлобляясь.
– С-сука... Т-тварь....

Перед глазами всё ещё стояли полные крови, боли и страха картины умирающих и погибающих людей, к ним примешивалось видение каменного эльфийского воина, заносящего надо мной каменный же меч. Взвинтив себя до предела, я подскочил как ужаленный и, злобно рыча широким замахом отрубил голову мёртвой колдунье. Затем от всей души и со всей злостью я пнул обезглавленное тело, с удовольствием ощущая как с мокрым хрумканьем ломаются рёбра под тяжёлым подкованным сапогом.

Всё ещё под властью охватившего безумия я схватил отрубленную голову за такие роскошные волосы и пару раз треснул ею по стенке грубо вырубленной каменной чаши.

Успокоение пришло так же внезапно, как и нахлынувший припадок. Я стоял на постаменте, тяжело дыша, с мечом в правой руке и с отрубленной головой в левой. Всё тело ныло, будто после марафона, лицо горело от пережитых страстей, а перед глазами плясали тёмные пятна с белыми искорками. Не отдавая себе отчета в действиях, я положил страшный трофей на окаёмку чаши доверху наполненной тёмной водой, меч прислонил тут же к стенке, и, склонившись над влажной прохладой, пару раз плеснул себе в лицо, растирая влагу дальше на затылок и за уши. Пару секунд отдышался и окунул голову в темную воду с привкусом полынной горечи.