Дэнилидиса - непутёвый герой

Жмыхов Денис Валерьевич

Я с удивлением слушал весь этот высокопарный бред, но встретившись с Ордисом взглядом, я понял, что всё это произносится на полном серьезе и от всего сердца.

– Я, принимаю вашу клятву, - не мигая, ответил я, - встаньте, ваше сиятельство....

Ордис, преисполненный важностью момента, поднялся и, учтиво и грациозно раскланиваясь, спустился обратно - к товарищам, поздравлениям и подносам с вином.

– А сейчас, доблестные воины и благородные лорды, - возвестил эрцграф, - пир!

Зал радостно и дружно взревел, предвкушая

богатое угощение и обильное возлияние, тем более - заслуженное. Под возбуждённые крики и ликование зал наполнился расторопными слугами, что за несколько минут расставили столы, лавки, расстелили скатерти и принялись споро и оперативно расставалять посуду и заносить еду и вино. Пир начался.

Глава 21.

Столы ломились от яств и кувшинов с вином, воздух пропитался безумной смесью ароматов, слуги сбились с ног, поднося новые блюда и унося пустые подносы с обглоданными костями. Поначалу лорды и воины, блюдя кастовые принципы, вкушали отдельно друг от друга внутри своих обособленных групп, но по мере увеличения количества выпитого вина разногласия и отличия стирались всё больше. И вот уже всё больше лордов подсаживается к имперским командирам, громко произнося тосты и здравицы, пьяно хохоча и братаясь, также и воины всё чаще мигрировали в направлении мест дислокации благородных милордов.

Для нас четверых: меня, княжеской четы и столичного эрцграфа - на тронном возвышении накрыли отдельный большой стол под белоснежной благоухающей скатертью, вся посуда была из серебра и золота и поражала своей утонченной изысканностью...

Приставленные ко мне шустрые слуги накладывали всё новые порции и куски жареного мяса, а юноша с серьезным выражения лица исполнял роль виночерпия, следя за тем, чтобы тяжёлый кубок маркграфа никогда не пустел даже наполовину.

Эх, это только в мелочах и с виду, да и то для непосвященных и тех, кто особым умом не блещет хорошо быть бароном, маркграфом или герцогом, а на самом деле это чёрный труд похлеще ассенизаторского, даже напиться уже нельзя, ибо уроню своё маркграфье и сюзеренское достоинство. Только широкие полномочия приятно сглаживают некоторые углы. А ведь надо экономику наладить, армию организовать, побережье с островами отвоевать....

– Ваша светлость, - вежливо прервал мои невесёлые мысли Телеремнар, что вместе с княгиней расположились по правую руку, - разгладьте своё чело хоть на время пира. Сегодня мы не только празднуем великую победу и чествуем героев, но также и отмечаем день святой Эларии, которая проповедовала о том, что уныние есмь один из самых страшных грехов, а постоянные думы о деле делают ответственных мужей слепыми, которые в слепоте своей ведут паству свою в бездну мрака и отчаяния.

Однако ж, как хорошо сказано. И в самом деле,

чего это я? Столько пережито, столько перенесено, можно ведь и расслабиться слегка!

– Спасибо, князь, - ответил я с искренней улыбкой, - я последую вашему совету.

– Но также, - продолжил Телеремнар, - она учила и умеренности и разумному воздержанию.

– Я понял вас, - хохотнул я в ответ, салютуя кубком, - упорядоченный хаос - это по мне.

– Гм.... Да, конечно.

Мой искромётный юмор вновь смущает местные умы, даже такие светлые. Да и пусть, об этом подумаю завтра.

В какой-то миг, когда пиршество подходило к экватору, в зале появились музыканты и жонглёры, призванные слегка отвлечь от поедания и возлияний. Гул голосов был щедро разбавлен лёгкой весёлой музыкой, взвились в воздух разноцветные мячи, кинжалы, ленты....

– Ваша светлость.
– Улыбчиво прощебетало справа. Княгиня.
– А вы увлекаетесь стихосложением?

– Был такой грех, - учтиво ответил я, - даже песни кое-какие слагал.

– Как мило!
– Благоговейно воскликнула Элсиленна.
– Ваша светлость! Маркграф! Теперь вы просто обязаны спеть мне хотя бы одну из своих, без сомнения, великолепных песен!

Начинается! Что тебе не сидится за мужниной спиной?

– Да, ваша светлость, - повернулся ко мне всем корпусом Телеремнар, - я целиком и полностью поддерживаю свою супругу в её желании. Мы будем польщены.

Конечно, сказал бы ты что-нибудь против при честном народе. Подкаблучник, блин!

– Присоединяюсь.
– Раздалось слева.

Я резко обернулся, уперевшись в рыбий взгляд эрцграфа, где еле заметно промелькнула ехидная искорка. Улыбаешься, гад! Тебе-то оно зачем???

– Ох, я даже и не знаю...
– начал я вежливо отнекиваться.

– Протесты не принимаются!
– Весело перебила меня княгиня.
– На каком инструменте вы играете, маркграф?

– На гитаре, - ляпнул я не подумав, - да и то - давно не практиковался.

– На чём?
– Подкрашенные бровки взметнулись вверх.

– Ну, это....
– промямлил я, лихорадочно окидывая взглядом входящих во вкус музыкантов и с ужасом отмечая, что на некоторых пузатых подобиях гитар с выгнутыми грифами играют целых трое. Влип.

– Вот что-то наподобие этого.
– Убито сказал я, вяло кивая головой в сторону двольной жизнью троицы.

– О!
– в радостном удивлении воскликнула княгиня, - Вы играете на кинтаре?!

– Ну... да, - продолжал мямлить я, понимая, что попал, так попал, - только не совсем на такой.... таком инструменте...

– Даг!
– Уже не слушая мои невнятные рассусоливания, Элсиленна зачирикала, повернувшись к слуге.
– Приведи сюда одного из музыкантов, играющего на кинтаре. Да поживее!

Слуга с поклоном удалился, а княгиня одарила меня ослепительной улыбкой, в ответ на которую я лишь кисло улыбнулся, лихорадочно соображая, как бы поменьше ударить в грязь лицом.