Денис Давыдов (Историческая хроника)
Шрифт:
В последующие дни, когда Александр перебрался в Тильзит, приезд в город русским военным строго запретили, однако Денис, как адъютант Багратиона, был там не раз. И вскоре первые черновые, но весьма красочные записи о том, как он видел в Тильзите Наполеона и его маршалов, уже лежали в походной сумке.
Ермолов, которому Денис прочитал эти записи, отозвался о них одобрительно и посоветовал:
– Следует, по-моему, и предшествующие Тильзиту события записать… Видел ты много… Пригодится под старость!
– Опасаюсь, если всю правду записывать, без мундира останешься скорее, чем старость подойдет, – пошутил Денис.
– Ну,
– Для потомства достоверность событий нужна, почтеннейший брат.
– За потомков не беспокойся, разберутся!
… Как-то раз, вечером, Денис с Евдокимом зашли к Раевскому. У него застали Ермолова, брата Александра Львовича и молоденького юнкера с темно-русыми вьющимися волосами, ясными глазами и чуть-чуть вздернутым носом.
– Вот и Денис с Евдокимом, можешь познакомиться, – сказал юнкеру Раевский.
Тот сделал шаг к Денису, смущаясь, протянул руку:
– Василий Давыдов…
– Да разве братья так встречаются? – рассмеялся Раевский. – Эх, ты!..
Денис догадался, что перед ним двоюродный брат Василий Львович. Обнял, крепко расцеловал.
– Ты на Левушку нашего похож… Правда, Евдоким?
– Наш покурносей, – басом сказал Евдоким.
– А он тоже в армии? – спросил юнкер.
– Нет еще, но просится сюда, – ответил Денис. – Сегодня я получил из дома письмо.
– Вот и отлично! Пиши, чтоб приезжал, я устрою его у себя, – сказал Раевский и шутя продолжил: – Мы целый взвод из колена Давыдовых сформируем. Посчитайте-ка, сколько родственников собралось!
Базиль, как семейные называли юнкера, оказался на редкость начитанным, умным юношей. Он чем-то похож на своего старшего брата – Раевского, относившегося к нему с трогательной, отцовской нежностью. Базиль был ровным в отношениях со всеми, выказывал равнодушие к чинам и наградам, живо интересовался всеми военными и политическими делами. Он быстро подружился с Денисом, разделял его взгляды на унизительность тильзитских мирных переговоров, резко осуждал императора Александра.
Когда мир был подписан, Денис, несмотря на уговоры однополчан, соблазнявших шумными гвардейскими утехами, решил взять долгосрочный отпуск и уехать в Москву. Прощаясь с ним, Базиль спросил:
– Тебя в самом деле не прельщает служба в гвардии?
– Нет, я не отказываюсь от гвардейского мундира, – улыбаясь, ответил Денис – Но, признаюсь, предпочел бы иметь хотя бы небольшую команду в армейских войсках, нежели гарцевать на плацу… По мне, брат Василий, дым бивачных костров куда приятней аромата дворцовых палат. Душа простора просит, поэзии жарких схваток… Впрочем, тебе еще этого не понять!
– Почему же? Напротив… Я, кажется, хорошо тебя понимаю. – И юнкер дружески крепко пожал руку Денису.
VIII
Москва! Подъезжая к ней, Денис впервые особенно остро почувствовал, до чего же он привязан к этому огромному старинному городу, утопающему в зелени садов. И дело было не только в том, что здесь многое связывалось для него с милыми детскими воспоминаниями, что тихие, поросшие крапивой у заборов улицы и тенистые бульвары имели необъяснимую прелесть. Москва дорога и близка была историческими памятниками, особенностями своего несколько старомодного уклада. С детства
Петербург, всего сто лет назад ставший столицей империи, тоже многим привлекал Дениса, но там он чувствовал себя иначе… Любуясь великолепием столичной архитектуры, просторными проспектами и набережными, одевавшимися в гранит, он восхищался гением Петра и созидательной силой народа, воздвигнувшего на болоте чудесный город. Однако жить в Петербурге по доброй воле он никогда бы не согласился. Было что-то холодное и казенное в облике этого города, где люди вечно куда-то спешили с озабоченными, угрюмыми лицами. То ли дело Москва! Среднее и служилое дворянство, среди которого вращался Денис, жило здесь довольно беспечно, с душой нараспашку. Жизнь часами никто не измерял. Москвичи славились хлебосольством, доверчивостью и откровенностью, любили горячо поспорить, – словом, обладали теми качествами, которые так ценил Давыдов.
На этот раз приезд в Москву был для Дениса особенно приятен: он возвращался из действующей армии в чине штаб-ротмистра, в щегольской лейб-гусарской форме, с двумя крестами на шее и двумя на красном ментике, с золотой саблей «За храбрость». Это льстило его самолюбию и обещало большой успех в московском обществе.
Так оно и получилось. Сестра Сашенька, семнадцатилетняя тоненькая барышня с нежным румянцем на щеках, первой встретив брата у крыльца дома, пришла в неописуемый восторг:
– Ах, какой ты красавчик, Денис, милый! Просто прелесть! Подруги мне теперь покою не дадут, приставать будут, чтобы познакомила…
– Очень они нужны ему, – скептически заметил совсем уже взрослый по виду Левушка, осматривая с видом знатока боевые награды брата. – Я считал, что у тебя три креста… А этого совсем не знаю!
– Да подождите вы, дайте ему опомниться, – говорила Елена Евдокимовна, не сводя с сына влажных глаз, сияющих радостью и гордостью. – Мы, как письмо твое получили, каждый день от окон не отходили…
– А я чувствовала, что ты сегодня приедешь! – подхватила Сашенька. – Так утром маме и сказала… Правда, мама?
– Правда, правда… Ну, пойдемте в дом… Кабинет отцовский для тебя приготовили, – добавила она, обращаясь к Денису. – Хочешь не хочешь, а придется тебе, родной, хозяйством заняться… Я уже стареть стала…
Дни летели быстро. Незаметно прошло лето. Окруженный заботой и всеобщим вниманием, Денис чувствовал себя превосходно. Гостеприимные москвичи приветливо открыли для него двери своих домов. От приглашений не было отбою. Денис блистал остроумием, привлекал к себе общее внимание. Московские барыни, всегда имевшие большой запас невест, не спускали глаз с молодого офицера, хотя некоторые, наведя справки, быстро разочаровывались.