Дердейн. Трилогия
Шрифт:
«Я понимаю, ситуация необычна, — терпеливо отозвался Этцвейн. — Но посмотрите вокруг, убедитесь сами».
Фролитц признал необычность обстановки: «Мы тут расселись, как эстеты, в сказочно роскошном дворце. О чем это говорит и что из этого следует?»
«Только то, что я сказал. Мы должны помочь Аноме».
Охваченный новыми подозрениями, Фролитц беспокойно изучал лицо Этцвейна: «Одно ясно и не подлежит никакому обсуждению: я — музыкант, а не полководец. Кроме того, я слишком стар, чтобы воевать».
«Ни вам, ни мне не придется драться с саблями в руках, — успокоил его Этцвейн. —
«Что придется скрывать и сколько мы получим?»
«Мы во дворце Сершанов, — сказал Этцвейн. — Здесь мы должны поселиться — вы, я, вся труппа. Нас устроят, как эстетов, будут кормить, как эстетов. Обязанности достаточно просты — но прежде, чем я стану вдаваться в подробности, мне нужно знать, как вы относитесь к перспективе провести некоторое время во дворце».
Фролитц почесал в затылке, взъерошив редкие седые волосы: «Ты упомянул о прибыли. По крайней мере, это замечание напоминает былого Гастеля Этцвейна, молившегося на каждый флорин, как на умирающего святого. Все остальное больше похоже на галлюцинации — ты, часом, не пробовал курить гальгу?»
«Мы сидим в Сершанском дворце: разве это галлюцинация? Согласен, нам предлагают неожиданную работу — но, как вы знаете, в жизни происходят самые странные вещи».
«С этим невозможно спорить! Жизнь музыканта полна неожиданностей... Разумеется, я ничего не имею против того, чтобы пожить во дворце Сершанов, если хозяева не возражают... Ты не вознамерился, случаем, шутки шутить? Того и гляди, сошлют старого Фролитца на остров Каменотесов — туда плыть две недели, а я не выношу морской качки!»
«Никаких подвохов, клянусь вам! Как насчет труппы — они согласятся?»
«Разве они откажутся от такой возможности? Хорошо, допустим на минуту, что все это не розыгрыш и не какая-нибудь дикая махинация — в чем состоят наши обязанности?»
«Опять же вы скажете, что я вас разыгрываю, — предупредил Этцвейн. — Аноме хочет, чтобы Саджарано Сершан находился в закрытом помещении под постоянным наблюдением. Грубо говоря, он под домашним арестом. Наша функция — его стеречь».
Фролитц крякнул: «Из огня да в полымя! Если Аноме полагает, что музыканты — самые подходящие тюремщики, почему бы ему не приказать тюремщикам гастролировать с концертами?»
«Дело не зайдет так далеко, — заверил Этцвейн. — По существу мне поручено найти нескольких надежных людей, умеющих держать язык за зубами. Я сразу подумал о вашей труппе. Как я упомянул, нам хорошо заплатят. В частности, мне разрешено заказать новые инструменты для всех оркестрантов — самые лучшие древороги с медными и золотыми кольцами, хитаны из черной каразской сосны с бронзовыми петлями и зажимами, серебряные тринголеты — все, что нужно, все самого высокого качества. Расходы за счет казны».
Фролитц растерянно смотрел на ученика: «Ты все это можешь достать?»
«Могу».
«В таком случае рассчитывай на охотное содействие труппы. В самом деле, давно пора сделать перерыв и отдохнуть».
Саджарано Сершан занимал апартаменты в верхних этажах высокой башни жемчужного стекла — с теневой, задней стороны дворца. Поднявшись туда,
«Первый шаг сделан, — сообщил Этцвейн. — Вооруженные силы Шанта мобилизуются и скоро выступят против рогушкоев».
«Надеюсь, решать проблемы будет так же легко, как их создавать», — сухо сказал Саджарано.
Этцвейн сел напротив, в кресло из белого дерева: «Ваши взгляды не изменились?»
«Конечно, нет. Мои взгляды основаны на многолетнем опыте».
«Может быть вы согласитесь все же не вставлять мне палки в колеса?»
«Власть в ваших руках, — произнес Саджарано, нагнувшись над головоломкой. — Мне остается только подчиняться».
«Вы это говорили и раньше. А потом попытались меня отравить», — напомнил Этцвейн.
Саджарано безразлично пожал плечами: «Я подчинился внушению внутреннего голоса».
«Хмф... И что же внутренний голос внушает вам теперь?»
«Ничего. С вами в мой дом пришла беда. Я хочу одного — остаться в уединении».
«Ваше желание будет удовлетворено, — сказал Этцвейн. — В течение некоторого времени, пока не выяснится дальнейший ход событий, группа музыкантов — моих знакомых и коллег — проследит за тем, чтобы ваше уединение не нарушалось. Это наименьшее из неудобств, возможных в сложившейся ситуации. Надеюсь, вас оно не слишком отяготит».
«Нисколько — если они не станут репетировать или устраивать пьяные потасовки».
Этцвейн посмотрел в окно, на густые леса Верхнего Ушкаделя: «Как убрать тело из утренней гостиной?»
Саджарано ответил очень тихо: «Нажмите кнопку у двери — придет Аганте».
Явился дворецкий. «В утренней гостиной вы найдете тело, — сказал ему Саджарано. — Закопайте его, утопите в озере Суалле, избавьтесь от него любым способом по вашему усмотрению — но так, чтобы об этом никто не знал. Вернувшись, приберите в гостиной».
Аганте молча поклонился и ушел.
Саджарано повернулся к Этцвейну: «Чего еще вы от меня хотите?»
«Я должен воспользоваться средствами государственной казны. Каковы установленные правила?»
Губы Саджарано скривились в презрительной усмешке. Он небрежно отодвинул тонкие костяные пластинки: «Пойдемте».
Они спустились в кабинет Саджарано, где владелец дворца остановился — так, будто его поразила какая-то мысль. Этцвейн опасался очередной безумной выходки и демонстративно, с угрозой опустил руку в карман. Саджарано едва заметно повел плечами — каково бы ни было его намерение, он, по-видимому, от него отказался. Эстет извлек из шкафа пачку платежных чеков. Этцвейн осторожно приблизился, не снимая палец с желтой кнопки. Но Саджарано не думал сопротивляться. Он поспешно пробормотал, будто боялся, что его услышат: «Вы проводите смелую политику, я не могу... Возможно, вы правы; возможно, я слишком долго прятал голову в песок... Иногда мне кажется... что я живу в кошмарном сне».