Деревенские святцы
Шрифт:
5 марта — Преподобного Льва, епископа Катанского (ок. 780). Преподобномученика Корнилия Псково-Печерского (1570). Священномученика Садока, епископа Персидского, и с ним 128-ми мучеников (342–344).
6 марта — Святителя Евстафия, архиепископа Антиохийского (337). Козелыцанской иконы Божией Матери (1881).
7 марта — Мучеников Маврикия и 70-ти воинов (ок. 305). Преподобного Афанасия исповедника (821).
8 марта — Священномученика Поликарпа, епископа Смирнского (167). Преподобного Поликарпа Брянского (1620–1621).
9 марта — Первое (IV) и второе (452) обретение главы Иоанна Предтечи.
10 марта — Святителя Тарасия, архиепископа Константинопольского (806).
11 марта — Преподобного Севастиана Пошехонского (ок. 1500).
12 марта — Преподобного Прокопия Декаполита исповедника (V1I1).
13 марта — Преподобного Василия исповедника (750). Блаженного Николая, Христа ради юродивого, Псковского (1576).
14 марта — Преподобномученицы Евдокии (ок. 160–170). Преподобного Мартирия Зеленецкого (1603).
15 марта — Священномученика Феодота, епископа Киринейского (ок. 326). Святителя Арсения, епископа Тверского (1409). Иконы Божией Матери, именуемой «Державная» (1917).
16 марта — Мучеников Евтропия, Клеоника и Василиска (ок. 308). Волоколамской иконы Божией Матери.
17 марта — Преподобного Герасима, иже на Иордане (475). Преподобного Герасима Вологодского (1178). Благоверного князя Даниила Московского (1303).
18 марта — Мученика Канона Исаврийского (I). Мученика Канона градаря (огородника) (III). Иконы Божией Матери, именуемой «Воспитание».
19 марта — Обретение Честного Креста и гвоздей святою царицею Еленою во Иерусалиме (326). Иконы Божией Матери «Благодатное Небо».
20 марта — Священномучеников, в Херсонесе епископствовавших: Василия, Ефрема, Капитана, Евгения, Еферия, Елпидия и Агафодора (IV). Иконы Божией Матери «Споручница грешных».
21 марта — Преподобных Лазаря (1391) и Афанасия (XV) Мурманских, Олонецких. Иконы Божией Матери «Знамение» Курской (1898).
22 марта — 40 мучеников, в Севастийском озере мучившихся (ок. 320). Святого Кесария, брата святителя Григория Богослова (ок. 369). Праведного Тарасия. Иконы Божией Матери, именуемой «Слово плоть бысть» (1666).
23 марта — Преподобной Анастасии (567–568).
24 марта — Святителя Софрония, Патриарха Иерусалимского (638–644). Святителя Евфимия, архиепископа Новгородского, чудотворца (1458).
25 марта — Преподобного Феофана исповедника, Сигрианского (818). Святителя Григория Двоеслова, Папы Римского (604). Преподобного Симеона Нового Богослова (1021). Лиддской, нерукотворной (на столпе), иконы Божией Матери (I).
26 марта — Перенесение мощей святителя Никифора, Патриарха Константинопольского (846).
27 марта — Преподобного Венедикта (543). Святителя Феогноста, митрополита Киевского и всея России (1353). Благоверного великого князя Ростислава-Михаила (1167). Феодоровской иконы Божией
28 марта — Священномученика Александра, иерея в Сиде (270–275). Мученика Никандра (ок. 302).
29 марта — Мученика Савина (287). Священномучеников Трофима и Фала, пресвитеров Лаодикийских (ок. 300). Святителя Серапиона, архиепископа Новгородского (1516).
30 марта — Преподобного Алексия, человека Божия (411). Преподобного Макария, игумена Калязинского, чудотворца (1483).
31 марта — Святителя Кирилла, архиепископа Иерусалимского (386).
Уплотнилась паутина ветвей, гуще, четче тени, отбрасываемые березами. Береста стволов ослепляет, невозможно представить что-нибудь ее светлей. Похоже, роща устремлена вершинами в небесную синь — напиться солнца и добытое передать сугробам. Что ни береза, то родник света. Снег сияет, искрится, сверкает, а тени синие-синие, с лиловым отливом. Мартовские, самые глубокие тени на самых светоносных в году снегах.
Недра чащи по-прежнему нетревожны. Сумрак — в нем отдыхают глаза. Холод — от него на душе неуютно. Начинаешь сомневаться, неужели где-то солнцем залита роща, пряди березовых ветвей поалели, блестят, как под лаком, и ожили тени, привольно стелются, такие зыбкие, такие ласковые? В чащобе комья мерзлой нависи, уцелевшие на елках от ветров-вьюговеев, заледенели, сучья будто в оковах. Здесь только иглопад о весне свидетель. Да вон на мутовке ели переливается, горит розово одинокая блестка.
Шепот в хвойнике: сеются иглы, и взойти посеву — в оврагах бурными потоками, на еловой лапе птичьей хороминкой, у калинового куста колоколенкой ландыша…
Лучилась искра инея вверху и погасла на пригреве.
Ей взамен певучая трель, зачин таежной весны — песенка крохи-королька высоко-высоко с ели.
Старается птаха — клюв тоньше шильца, на темени, словно корона, золотистые перышки. Матеро исполинское дерево, слаб голос, едва ли дано песне достичь подножия громадины. Холод, покой, сквозь сумрак шепоты, скрип ледяных оков.
Ополдень пригревает ровно настолько, чтобы отмякли запахи снега, хвои, чтобы висячий сугроб елки-горюньи солнечного затишья нацедил росинку влаги. Там не менее росинка больше убеждает в наступающих переменах, чем с крыш сосульки, чем лужа под водостоком.
У порога хлопотная страдная пора: вестимо, вешний день весь год кормит, Возрастала потребность заглянуть вперед. Деревенские святцы, живо откликаясь, не пропускали сколь — нибудь важных, зримых признаков пробуждения природы.
«Красными днями снег сгонит — родится хлеб».
«Ранний прилет жаворонков — к ранней весне».
«Лед весенний тонет — на бесхлебье».
«Во время разлива лед на берегах обсох — к тяжкому году».
«Водополь велика — и урожай велик».
«Весной ручьи маловодны — к засухе».